И потом я в прихожей, и Иван смотрит на меня и говорит, что мы поехали.
Сейчас я сижу в машине с Иваном. Я пристегнута, и Иван говорит, что мы едем двести в час и что его автомобиль называется Лянча. Он говорит, что мы едем по трассе в Сеслян на мороженое, а потом мы поедем смотреть кое-что красивое, и что вечером мы вернемся в Триест, и потом мы пойдем спать, и что будет все замечательно. Я вижу дорогу, вижу деревья, вижу автомобили, они пролетают мимо меня и исчезают. Иван говорит, чтобы я не боялась, что я пристегнута, что со мной ничего не может случиться. И потом он включает грундиг, и звучит музыка. Иван говорит, что это отличная музыка, что это рок, и что все это слушают. Потом я не смотрю на дорогу, не смотрю на деревья, которые бегут мимо, я смотрю на Ивана. Я вижу его лицо. У него длинные волосы, длиннее, чем у Карло. У Ивана уши, которые торчат, цепочка на шее и кольцо на пальце, золотое, как говорит Карло. Иван трясет головой, и свистит, и потом смеется, и говорит, что эта машина просто бомба и что в следующем году он купит новую, которая будет гнать еще быстрее, что он будет добираться до Венеции за час.
И потом он говорит:
Ты довольна, Балерина? Тебе нравится?
И потом я думаю, что он меня вылечит.
Сейчас мы сидим в баре. Я не вижу людей. Никто на меня не смотрит. Иван говорит, что заказал мороженое, для каждого по три шарика со сливками и черной вишней. Он говорит, что здорово сидеть в баре, что он всегда сидит в баре и разглядывает синьорин, он рассказывает, что в Триесте красивые синьорины и что они не доставляют много проблем. Иван говорит, что стоит ему только свистнуть, и появляются синьорины, и никаких проблем.
И потом он говорит, чтобы я ела мороженое ложечкой, и кладет мне ложечку в руки. Он говорит, что мороженое едят ложечкой. И потом я ем. Я держу ложечку в кулаке, и захватываю шарики, и ем, и чувствую, как мороженое течет у меня по подбородку, и потом Иван говорит, что я все еще не научилась есть, как мне не стыдно, что я ем как дети малые, что он больше не повезет меня на пикник, если мороженое будет течь у меня по подбородку. Потом он говорит, что надо расплатиться. Я смотрю на его руки. Я смотрю на его кольцо и хочу встать на цыпочки, хочу на кухню, в угол, на цыпочки, и хочу петь, хочу, чтобы мама тоже пела со мной. И я знаю, что мне нельзя, Карло сказал, что нельзя.
Сейчас мы в машине, как раньше. Иван говорит, что мы уже едем быстрее двухсот в час, и потом говорит, что этот мир — сплошное дерьмо, что просто надо, чтобы у тебя были деньги и хорошая тачка, что всё один хер, ходишь ты в школу или нет, что еще хуже, если ты ходишь в школу, потому что тогда ты еще лучше осознаешь, что мир — это дерьмо.
