Певец боевых колесниц | страница 37
Белосельцев, занимаясь йогой, овладел способностью усилием воли разделять свою личность на две составляющих. Одну, в которой скрывалось его подлинное сознание, выносить за пределы тела, а вместо нее выставлять другую, которая являлась мнимой, лишь отражением первой. И в эту мнимую личность ушло содержимое шприца, а подлинная личность со стороны наблюдала последствия впрыскивания.
Он не испытывал боли, а лишь сладкое забытье, в котором блуждали странные образы, взятые из чьей-то чужой памяти. Среди этих, доселе неведомых, образов высились зеленые пышные великаны, наполненные светляками, и он различал чудесный запах распаренных веников. Среди галлюцинаций была одна очень странная, где ему привиделся Ленин в своей обычной жилетке, и из-под этой жилетки стало появляться крыло стрекозы, все длинней, все больше, вырастая до горизонта, где оно превращалось в сверкающую реку. То виделся ему его старый учитель Михаил Кузьмич, который что-то беззвучно читал, но по движению губ Белосельцев догадался, что это описание охоты из «Войны и мира». То появлялся кузнец Василий Егорович, хмельной, с кружкой домашнего хмельного пива. То перебегала тропу молчаливая птица, то краснел куст лесной малины. Все это переливалось в нем, как отражение вечернего солнца в стеклянном шаре, что стоял на дедовском старом столе, и в окне на тополе сидел красногрудый снегирь.
Белосельцев очнулся. Эстонец разочарованно смотрел на него:
– Вы обладаете практиками, позволяющими ускользать от психотропных препаратов. Вы целый час бубнили о каком-то Царствии и серафимах. Но я получил от руководства задание записать под камеру ваше признание, и я его добьюсь.
В помещение, стуча башмаками, вошли двое. Они были в форме, на головах были платки, торчали похожие черные бородки. В руках у них были толстые лепешки кактусов, усеянные длинными иглами. Они сволокли Белосельцева с матраса, кинули на матрас лепешку и навалили на нее Белосельцева. От страшной боли Белосельцев закричал. Ему на грудь надавил башмак, и острые, твердые как сталь иглы вошли глубже, и у Белосельцева от боли пропал голос. Он лежал, пробитый иглами, и беззвучно дергал губами. На грудь ему кинули другую лепешку, ударом башмака придавили, и острые иглы пронзили ему соски, впились в живот, и он потерял сознание.
– Теперь вам лучше, Виктор Андреевич? Вы вспомнили, как вас зовут? Это называется у нас «положить компресс». Ну что, включаем камеру? Только несколько слов. «Я, генерал-лейтенант внешней разведки, работаю в Сирии в интересах Министерства обороны России». Включаем?