— Да хрен тебя разберет, рыжий, — мрачно сказал громила. — Не нравишься ты мне. Одет по-имперски, и дорого. Говоришь по-имперски, но с акцентом. А сабля у тебя эннийская.
Джерт пожал плечами:
— Эннийцы знают толк в саблях.
— Но я не верю эннийцам.
— Много кто не верит. А зря. Мы отличные ребята.
— Ага, мы тоже. Все как один – душки.
— И не поспоришь.
— Как твое имя? — раздраженно прервала беседу женщина, смерив гостя презрительным взглядом.
— Джерт. Джерт-энниец. Я и правда оттуда, приплыл в Гивой несколько дней назад.
— И какого рожна тебя принесло в Гивой? — спросил великан.
— Ятаганом захотел похвастаться, — съязвил Джерт. — Работу ищу. Мне говорили, на границе с Рундкаром всегда нужны люди.
— Да у тебя там яйца от холода отвалятся прежде, чем ты успеешь вытащить свой ножик, — фыркнул исполин.
Энниец хохотнул.
— За мои яйца, малыш, не волнуйся, они у меня стучат с металлическим звоном. Уж как-нибудь согрею.
Громила замолчал, рассматривая ножны заморского оружия. Женщина несколько раз постучала и скрылась за дверью. Через минуту она снова появилась в коридоре:
— Можешь войти. И без глупостей.
— Этого не обещаю, — энниец осклабился и вошел в покои Сотницы.
Помещение, в которое Джерта буквально затолкал тот великан, оказалось небольшим для дамских покоев, а видал он их немало. И уж тем более не соответствовало его ожиданиям: то был скорее кабинет с кроватью, нежели будуар. Впрочем, кровать, укрытая несколькими дорогими шкурами и ворохом пуховых одеял, выглядела маняще. С другой стороны, после нескольких дней ночевки вне постоялого двора, Джерту показалась бы роскошной любая относительно чистая подстилка.
Мебель делалась с душой и на века. В камине уже горел огонь. Закатные лучи украдкой проникали внутрь через небольшое окно. Джерт заметил книжную полку с томами на нескольких языках: имперском, хайлигландском, гацонском, вагранийском и даже на мертвом антике. Это заинтересовало. В Гивое говорили по-имперски, на хайлигландском наречии и на гацонском, но знание мертвого антика, доступное лишь церковникам и высшей аристократии, делало честь хозяйке покоев.
Прямо на столе, среди вороха бумаг и свитков, свесив ноги, обутые в высокие сапоги из мягкой кожи, сидела женщина с бокалом вина. Одета она была под стать комнате: удобные коричневые штаны, заправленные в сапоги, простая белая рубаха с закатанными рукавами перехвачена широким поясом, а на руке красовался браслет, о котором упоминал лекарь. Никаких тебе изысков. Хозяйка поместья подняла на незнакомца глаза, и он смог рассмотреть ее получше.
