ОГПУ сумело почти полностью изолировать Троцкого. Его письма и статьи перехватывались. Чекисты следили за всеми, кого подозревали в симпатиях к Льву Давидовичу. Найденные при обыске листовки, написанные Троцким, считались доказательством преступления. Самой популярной была листовка «Партию с завязанными глазами ведут к катастрофе». Это была запись беседы Каменева, тоже исключенного из партии, с Бухариным, который еще оставался членом политбюро.
Льву Борисовичу Каменеву принадлежит крылатая фраза: «Марксизм есть теперь то, что угодно Сталину». Но Лев Борисович же одним из первых отказался от политической борьбы против генерального секретаря. Надеялся, конечно, что судьба переменится к лучшему, думал, что настроение генсека переменится…
В 1928 году Лев Каменев осудил свою оппозиционную деятельность. И в том же году Зиновьева тоже восстановили в партии, назначили ректором Казанского университета. Сталин дал указание государственному издательству: «Можно помаленьку издавать сочинения Зиновьева и Каменева (антитроцкистского характера) и платить им гонорар тоже помаленьку».
Обнадеженные Зиновьев и Каменев всерьез думали, что очень скоро Сталин предложит им вернуться в руководство, и составляли список условий, которые они выставят: отдать им Ленинград, ввести их людей в органы печати, сформировать политбюро в прежнем составе… И тут Николай Иванович Бухарин, напуганный всевластием Сталина, вдруг пришел к опальному Льву Борисовичу и заговорил с ним откровенно о том, что генеральный секретарь ведет страну к катастрофе. Когда Бухарин ушел, Каменев записал всю беседу и послал своему другу Зиновьеву. Каким-то образом запись попала и к Троцкому, который увидел в растерянности Бухарина не только свидетельство разлада в политбюро, но и признаки скорого крушения сталинской группы.
В ноябре 1928 года Каменева навестили двое сторонников Троцкого. Запись своей беседы переслали Льву Давидовичу. Запись, ясное дело, оказалась в руках чекистов. Каменев, пытавшийся возобновить отношения со Сталиным, вроде бы упрекал Троцкого за неуступчивость:
«Льву Давидовичу следовало бы подать документ, в котором надо сказать: «Зовите, мол, нас, вместе будем работать». Но Лев Давидович человек упорный. Он не сделает этого и будет сидеть в Алма-Ате до тех пор, пока за ним не пришлют экстренный поезд. Но ведь когда этот поезд пошлют, положение в стране будет таким, что на пороге будет стоять Керенский».
