Слушая вполуха бубнеж учителя, Хан написал кое-что на листке бумаги и подвинул Богдану. Тот прочитал и заухмылялся, прикрыв рот рукой. Тайком показал поднятый вверх большой палец. Хан молча смял записку и сунул в карман темно-серой рубашки. Строгой формы, в школе не было, но предписывалось носить неяркие цвета и классические брюки с рубашками. Никаких пирсингов, татуировок или диких причесок.
Начался беззвучный спор. Большей частью происходивший на пальцах и с помощью мимики. Наконец Богдан согласился и выпрямился с явным предвкушением чего-то. А Хан поднял руку.
— Учитель Гарнет, можно вопрос?
— Надеюсь, по делу, Зегерс? — Интонация, с которой учитель произнес фамилию Хана, давала понять, что парень у него в любимчиках не ходит.
— Абсолютно, — с самым серьезным видом сообщил Хан.
Класс затаился, предвкушая новую каверзу.
— Скажите, учитель Гарнет, вот вещи Бафомета обретают силу в руках женщин. И одновременно совращают их на путь пособников Дьявола.
— Все верно.
— Мм-м, но у меня тут возник вопрос, — задумчиво протянул Хан. — А что будет, если вещь попадет к гею?
В классе наступила такая тишина, что смолкли даже одуревшие от жары мухи. Лицо Гарнета медленно вытягивалось и зеленело. Тогда как ученики принялись старательно отводить взгляды и странно похрюкивать.
— К кому попадет? — тихо переспросил учитель.
— Ну гей. Причем этот… который в пассиве, который считает себя женщиной. Вещь Бафомета тоже будет считать его женщиной или запутается и самоуничтожится?
Хан вздрогнул, вырываясь из оков сна. Оторвав голову от подушки, настороженно прислушался, пытаясь понять, что его разбудило.
Негромкий стук в дверь. Вот оно что. Гадая, кому он мог понадобиться в девять утра, Зегерс накинул халат и подошел к двери. Прислушался, потом осторожно глянул в глазок и… распахнул дверь, не уверенный, что проснулся.
Его буквально снесло с порога обратно в номер. Снесло вихрем из светлых длинных волос, летящего пальто и радостных воплей:
— Ура! Я тут! Ты рад? Скажи, что рад! Получился сюрприз? Получился?
Ирен повисла у него на шее и слезать оттуда отказывалась. Верещала от радости, болтала ногами и заглядывала Хану в глаза, чтобы убедиться — ей рады.
