Наверное, он был так же шокирован своими словами, как я.
— То есть, люблю твое тело. — Бен поставил меня на пол. — Я это имел в виду. — Он слегка покраснел.
Я нашла и надела рубашку. И улыбнулась ему, как ребенку, умильно запрятавшему мои ключи от машины.
— Ты не должен был этого говорить, — поддразнила я Бена, крася ресницы.
— Забудь об этом, пожалуйста! — Он уже стоял у двери в ожидании меня.
— Не думаю, что у меня получится об этом забыть, — ответила я.
Когда мы сели в машину, Бен продолжил:
— Я, правда, очень извиняюсь. У меня просто выскочило это изо рта. — Он завел машину.
— Ты нарушил договоренность!
— Я в курсе! Я и так не знаю куда себя деть от смущения. Просто… — Бен умолк, выехав на дорогу. Он делал вид, что полностью сосредоточен на вождении, но я чувствовала, что все его мысли заняты другим.
— Просто что?
Бен вздохнул, вдруг разом посерьезнев.
— Я установил срок в пять недель просто потому, что боялся слишком рано признаться тебе в любви, а потом сгореть от смущения, не услышав в ответ того же. И вот теперь я… я ждал все эти дни, чтобы сказать тебе и… и всё равно сказал слишком рано, и ты не ответила тем же, и я сгораю от смущения. — Он пытался обратить это в шутку, но его слова не были шуткой.
— Хей. — Я взяла его за руку.
Бен остановил машину на красный цвет светофора. Я развернула к себе его лицо и посмотрела ему прямо в глаза.
— Я тоже тебя люблю. И влюбилась, наверное, раньше тебя. И почти весь месяц ждала, чтобы тебе об этом сказать.
Его глаза заблестели, и я не знала — от слез или радости. Бен поцеловал меня и не отрывал от меня взгляда, пока позади нас не начали сигналить автомобили. Тогда Бен вернул внимание на дорогу.
— А я целый план заготовил! — улыбнулся он. — Собирался встать завтра утром пораньше и написать в ванной мылом на зеркале: «Я тебя люблю».
— Ты всё еще можешь сделать это завтра, — засмеялась я, поглаживая его по руке. — Мне будет не менее приятно.
— Тогда я, может, так и сделаю, — фыркнул Бен.
И сделал.
И я не стирала эту надпись много дней.
ИЮНЬ
Я не могу не проникнуться сочувствием к Сьюзен после ее надгробной речи. И после ее слов я люблю мужа еще сильнее, чем любила его, когда он был жив.
Сьюзен встает на свое место, и пастор просит подойти к краю могилы меня. Я нервничаю и потею, хотя и так уже вся взмокла от жары.
Вытягивая шпильки из земли, я подхожу и встаю у могилы Бена. С минуту просто смотрю на гроб, зная, что находится внутри, зная, что всего лишь несколько дней назад лежащее там тело надевало на мой палец кольцо. Зная, что совсем недавно это тело село на велосипед и отправилось в магазин мне за хлопьями. Это тело любило меня. Говорят, публичные выступления и смерть — самые стрессовые ситуации в жизни человека, и мне простительно то, что от страха я чуть не теряю сознание.
