— Добро пожаловать! — провозгласил Бен.
Это была настолько сюрреалистическая версия начала нашего свидания — полная противоположность того, каким я его себе представляла, — что я развеселилась. Совершенно невозможно было предугадать, что же случится дальше.
Я вошла в дом.
— Недурственная квартирка, — оглядевшись, заметил Бен. — Чем ты занимаешься?
— Эти два предложения вместе означают: «Сколько ты зарабатываешь»? — спросила я. Без стервозинки. Во всяком случае, мне так думалось. Я поддразнивала его, и он ответил мне тем же:
— Мне просто не очень верится в то, что одинокая женщина способна позволить себе такие хоромы.
Я бросила на него деланно возмущенный взгляд, и он ответил мне таким же.
— Я библиотекарь.
— Понял. Значит, дела у тебя идут отлично. Это здорово. Я как раз искал мамочку.
— Мамочку?
— Ой, нет. Не просто мамочку. Как там называют женщину, которая платит за мужчину?
— Богатой «мамочкой»?
Бен очаровательно смутился. До этого момента он казался таким сдержанным и волевым, что его легкое и нескрываемое замешательство подействовало на меня… дурманяще.
— Да, я ее имел в виду. А не ту, у которой куча детей.
— Не думаю, что кто-то специально ищет таких.
— Верно. Просто иногда так получается. Но парни точно ищут богатых «мамочек», так что берегись.
— Я буду держать ухо востро.
— Ну что, идем? — спросил он.
— Конечно. Только дай мне захватить…
— Ключи.
— Я хотела сказать «кошелек»! Но да! И ключи тоже. Представляешь, если бы я опять их забыла?
Я подхватила ключи со стойки, но Бен мягко забрал их у меня из руки:
— Я сам буду заведовать ими.
— Если считаешь, что так будет лучше, — согласилась я.
ИЮНЬ
Вновь и вновь просыпаясь в этом жутком, отвратительном мире, я каждый раз крепко смыкаю веки, вспоминая, кто я и где я. К полудню я все-таки поднимаюсь с постели. Не потому что готова встретить день, а потому, что не в силах больше встречать ночь.
Я бреду в гостиную, где на диване сидит Анна.
— Доброе утро. — Она берет мою руку в свою. — Что я могу для тебя сделать?
— Ты ничего не можешь сделать, — говорю я ей правду, глядя прямо в глаза. — Ничего, что бы ты ни сделала, не облегчит мою боль.
— Я знаю это. Но могу же я что-нибудь сделать, просто чтобы… — Ее глаза блестят от слез.
Я отрицательно качаю головой. Не знаю, что сказать. Я не хочу, чтобы мою боль облегчали. Для меня существует только сейчас, и я не могу представить, что будет потом. Не могу представить, что будет вечером. Я даже не знаю, как переживу следующие несколько минут, не говоря уже о следующих нескольких днях. И, тем не менее, никто и ничто не сможет мне сейчас помочь. Что бы Анна ни делала, как бы усердно ни отдраивала мой дом, как бы ни была со мной нежна, что бы ни делала я сама — приняла бы душ, пробежалась по улице нагишом, выпила все запасы спиртного в доме — Бена мне не вернет. Его не будет рядом. Его больше никогда не будет рядом со мной. Боже, может, я и не смогу пережить этот день. Если Анна не останется приглядывать за мной, я не знаю, что с собой сделаю.
