Подскакав к автомобилю, мальчик так резко остановил лошадь, что едва удержался на ней; но в ту же секунду, похлопав ее по шее, сказал «тпру», хотя лошадь спокойно стояла, мотая головой и пофыркивая от бензинового запаха. Мальчик был не старше десяти лет, острое личико, усыпанное веснушками, сияло от удовольствия (вот, какой я ездок!), рот растянулся в широченную улыбку, а глаза, как черные чертенята, косились и разбегались.
— Где «Фрайфельд»? — по-еврейски спросил Канфель.
— Здесь «Фрайфельд»! — обрадовался мальчик и забыл про свою важность. — Кого надо?
— Я член Озета! — продолжал по-русски Канфель. — Я хочу посмотреть колонию!
— Ехайте до секретаря! — предложил мальчик, показывая пальцем на третий домик слева. — Не замните винограду! — предостерег он, переводя палец на близлежащие виноградники, где торчали еще одни обрезанные чубуки.
— Постой! — не выдержал Мирон Миронович. — Как тебя звать, кавалерия?
— Левка! — ответил мальчик, повернул лошадь, дрыгнул ногами и поскакал.
Шофер дал задний ход, машина, скрипя, попятилась, повернула, и сбоку автомобиля поползли зеленые змейки. Левка остановил лошадь возле домика, постучал, не слезая, в окошко, и из домика вышла женщина. Одернув бумазейную юбку, она схватила стоящий на пороге веник, замахнулась им на мальчика, и морщинки на ее щеках разбежались, просияв:
— Ты не умеешь зайти в дверь? — спросила она Левку, который запустил пальцы в лошадиную гриву. — Жукей мой!
— Тетя, они насчет секретарь!
— Секретарь уже будет поздно! — обратилась женщина к Канфелю, машинально помахивая веником. — Мы боимся суховей! Наша молодежь командует со стерней!
Канфель поблагодарил женщину, попросил Левку показать, где работает секретарь поселкома, и мальчик поскакал впереди автомобиля. За колонией лежала равнина, на которой по проволочным шпалерам, обвиваясь раздвоенными усиками вокруг цинковой проволоки, балансировали виноградные лозы — отличные гимнастки южной земли. По бокам их лежали рыхлые, очищенные от сорных трав междурядья, напоминающие ковры, которые кладут в цирках на случай падения гимнастов с проволоки. Но лозы не падали, — через круглые лунки, держащие их в плену, они бежали по проволоке вперегонки, опустив зазубренные листья, которые запрокидывались на ветру серо-матовой стороной и, опускаясь, сверкали бирюзой. В этом голубом водопаде у самой земли, как гирьки, служащие для балансирования, висели еще незрелые желтые, красноватые, фиолетовые ягоды разной величины и формы. На средней дорожке стояли три бочки с бордоской жидкостью, виноградари наполняли раствором медные пульверизаторы и надевали их на плечо. Нажимая левой рукой рычаг, а правой размахивая металлическим рукавом с распылителем, они обрызгивали зеленокудрых гимнасток, предохраняя их от грибной болезни «мильдиу». По другим междурядьям ходили подростки, спорили, как опытные тренеры, о качествах лозы, восхваляя ее бег, расправляли листья, подвязывали ветви, чеканили верхушки, укорачивали «пасынки» и совершали ту кропотливую работу, которая в одном месте усмиряет лозу, сокращая ее рост и стремление к свету, а в другом поощряет и направляет ее разбег.
