В процессе переделки хозяйства и условий существования переделываются и сами люди. В переселенческих деревьях имеются уже тысяча комсомольцев, более полусотии школ, несколько ШКМ («Школ Колхозной Молодежи» повышенного типа), десятки громкоговорителей и изб-читален, еврейский сел.-хоз. техникум им. Ю. Ларина около г. Саки, 32 национальных сельсовета, один национальный район, ряд с.-х. коммун, колхозных бань, столовых, детдомов, выходит районная газета «Ленинер вег» («Ленинский путь»), начинается стройкой еврейский педагогический техникум в поселке Фрайдорф, подготовляется устройство в 1932 г. металлического фабзавуча в Джанкое и текстильного фабзавуча в Евпатория.
Все эти крутейшие перемены не могли, конечно, отразиться в романе т. Ройзмана, и потому роман надо рассматривать не как фотографию нынешнего положения, а как беллетристическое отображение «вчерашнего дня» переселенческого движения, как своего рода исторический документ. В этом отношении он имеет несомненный интерес — ряд переселенческих типов схвачен верно и живо передан, чувствуется местами постепенный процесс превращения недавнего мелкого торговца и т. п. в гордящегося своей работой члена великой семьи трудящихся, заметна внутренняя борьба, противоречия и их преодоление. Не касаясь отдельных частностей, можно считать, что в общем начальные годы процесса перехода к земледельческому труду выбитой из привычной для нее колеи деклассированной мелкобуржуазной городской еврейской бедноты — нашли здесь себе в ряде отношений достаточно верное отражение.
С укреплением и расширением еврейского колхозного и промышленного переселения, с общим под’емом социалистического хозяйства Крыма существенно изменилась обстановка и для проявлений антисемитизма в Крыму. Они резко пошли на убыль. Вообще, для случаев проявлений антисимитизма[2] в Крыму в первые годы еврейского земледельческого переселения туда взятые автором примеры городского торговца, бывшего владельца отеля, «мещанина с партбилетом в кармане», сами по себе верно очерченные, — не типичны. Конечно, могли быть и такие случаи, но на социальной почве земледельческого переселения возникали определенные особенности. Картины издевательств над стариком-евреем и т. п. явно навеяны известными процессами против преследователей старика-еврея в Москве и работницы Баршай в Белоруссии, происходившими как раз в 1927–1928 гг. Для проявлении антисимитизма в Крыму в связи с основанием первых переселенческих деревень характерны другие социальные моменты. Во-первых, в Степном Крыму в то время была еще сильна кулацкая прослойка, опасавшаяся занятия переселенцами ее крупнейших земельных излишков и пытавшаяся потому исподтишка поднять травлю переселенцев. Два-три раза доходило до попыток кулацких кучек нападать на еврейские деревни, не говоря уже о случаях намеренной потравы посевов и т. п. Во-вторых, те годы были в Крыму периодом так наз. «ибраимовщины», когда татарская буржуазия через своих пробравшихся в советский аппарат подголосков (в том числе тогдашнего председателя Крымцика Вели Ибраимова) пыталась столкнуть лбами татарских трудящихся с советской властью под лживым предлогом защиты национальных интересов татар против денационализации Северного Крыма еврейским переселением (на деле тогда татары составляли в Северном Крыму лишь около 10 % населения). Поэтому буржуазные подкулачники в советском аппарате пытались прямо восстановить татарское население против еврейского переселения, сам Ибрагимов произносил об этом речи в деревнях и стал во главе кампании за переселение в Крым («вместо евреев»)
