Знаменитый камень Янковского как раз и был найден в верховьях ручья Чургим не благодаря, а вопреки (в день, когда Кулик отсутствовал в лагере). Удивительной фактуры валун удалось сфотографировать, по этой единственной фотографии до сих пор спорят метеоритчики. Спор, однако, безнадежный — первооткрыватель камня Константин Дмитриевич ЯНКОВСКИЙ был вскоре после этого открытия укушен гадюкой, долго провалялся в забытьи, несколько месяцев выздоравливал, а потом… сколько не бродил по тайге, найти явившийся ему однажды камень, лежащий на взгорке, уже не смог. Не сумели его найти и десятки других охотников за удачей уже позже, многие даже сомневались, что камень существовал в реальности. В защиту Янковского надо сказать, что ту единственную фотографию до самой смерти он носил в паспорте у сердца и о камне бормотал даже на смертном одре. О глупостях в такие минуты не говорят… Забегая вперед, скажу, что не очень-то веря в удачу, искали этот камень и мы, бродили по плану и наугад по горе Стоцковича и вдоль Южного болота — с тем же успехом…
Кулик же основное внимание в своих поисках метеоритных осколков обратил на круглые заболоченные воронки. Воронки или болота? Пока в Москве бурно спорили, пока болотоведы доказывали естественное прохождение круглых ям, сам Леонид Алексеевич решил действовать. Очень много человеко-дней вложили в осушение ближайшей к Метеоритной Заимке воронке — ей дали имя Сусловской. За несколько месяцев каждодневных усилий прокопали-продолбили в вечной мерзлоте канал, спустили воду… На дне идеально круглого болота обнаружился пень, неповрежденные корни которого уходили глубоко в землю. Если бы кратер произошел от мощного взрыва, удара метеорита, то ничего подобного не сохранилось бы. Значит, это был не метеорит, или — делает вывод Кулик — метеорит упал не здесь! Копать надо на Южном болоте, эпицентр — там! (Справедливости ради надо заметить, что с воронкой не все так просто другой исследователь, болотовед Шумилова установила, что торфяные пласты все-таки были повреждены…примерно в 1908 году!)
Терпение у тех, кто хотел бы побыстрее увидеть реальную отдачу от экспедиции, периодически кончается. С той же периодичностью у экспедиции кончаются и деньги. В какой-то момент Кулику становится понятным, что очередное бесславное возвращение из сибирской командировки может стать для него последним, и он идет на хитрость остается в тайге с явным намерением зазимовать, а с подачи его помощников, в первую очередь Виктора Александровича СЫТИНА в прессе поднимается широкая волна — надо немедленно организовывать спасательную экспедицию — спасать беспомощного и голодающего ученого. В сибирских газетах сквозит недоумение — сибирякам непонятно, как можно терпеть бедствие, если человек имеет небольшой (но достаточный для бывалого таежника) запас продуктов, зачем нужно искать «робинзона», если «каждая собака в Ванаваре» знает месторасположение изб Кулика, откуда, кстати, Кулик и сам мог бы дойти за 3–4 дня до поселка. «Кажется, что Кулика спасают, чтобы он не утонул на сухом месте!» [«Ачинский крестьянин» 28.10.1928]. Но такие настроения только в Сибири, в центральных же газетах волнение за судьбу смелого ученого не уступает переживаниям во время спасения челюскинцев. Возражения научных оппонентов Кулика стали просто неуместными в ситуации, когда вопрос стоял о «жизни и смерти». Разумеется, вскоре в авральном порядке к избам направился спасательный караван, и «спасенный» ученый продолжил изыскания вместе со своими «спасателями».
