Отвратительный чавкающий звук, будто лезвие вошло во что-то мягкое и влажное, жуткий рев, и внезапно я поняла, что свободна. Заколотилась от облегчения и истощения, заметив сквозь неумолимо опускающиеся веки яркие сине-красные проблески и услышав множество голосов. Тряска, кто-то о чем-то спрашивал, причем, похоже, именно меня, и противный завывающий звук где-то на периферии. Резкий химический запах — и темнота.
— Боже, эти дворняги совсем озверели! — донеслось как сквозь толстый слой ваты. — Это же надо так девчонку уделать! На всю жизнь же теперь шрамы, а молодая еще совсем.
— Да куда там дворнягам твоим! — возразил первому голосу второй, и, по ощущениям, оба принадлежали пожилым женщинам. — Говорю тебе, какая-нибудь зверюга здоровенная у крутых каких сбегла и творит такое непотребство. Где же это видано, чтобы дворняга вот так грудь человеку располосовала! Откуда когти-то?
— Может и так, да только результат один: была симпатичная девочка, а теперь перед мужиком и не разденется. Любой сбежит, только раз глянет.
— Жива осталась — и то хорошо. Вся скорая и коридор в кровище были!
— Пить! — еле смогла я проскрипеть саднящим горлом.
— Очнулась деточка! — К моим губам прижалась прохладная пластиковая трубочка, и я резко потянула в себя столь желанную воду, но тут же захлебнулась и согнулась в кашле. При первом же спазме в легких дикой болью вспыхнула вся верхняя часть тела, и я, внезапно вспомнив все, порывисто села на постели, зайдясь в крике.
— Да куда ж ты! — надавили мне на плечи. — Уймись, швы разойдутся на коже! Сутки всего, как заштопали тебя, девка!
Как только кашель и вместе с ним буйство боли утихли, я с трудом смогла разлепить тяжеленные веки. Я сидела на узкой больничной койке, а напротив умостились две бабульки в бледно-зеленых халатах, похожие на первый взгляд как близнецы.
— Ну как ты, горемычная? — спросила первая старушка.
— Как же тебя так угораздило? — поддакнула ей вторая.
— Насколько все плохо? — вопросом на вопрос прохрипела я, аккуратно ощупывая толстую, как подушка, повязку, охватывавшую все от правого плеча до нижних ребер.
— Ты сейчас об этом не думай, деточка, — покачала головой бабулька номер один. — Люди вон без рук и ног живут и радуются.
— Очень оптимистично, — пробормотала я. — Что, совсем кошмар?
— Да только шкуру тебе зверюга эта и попортила, — махнула рукой вторая, словно речь и правда шла о какой-то ерунде. — Заживет все, и будешь жить по-прежнему. Тем более друзья у тебя есть, переживают вон, звонят, дежурят.
