Мимо проплыл пожилой официант, бросил вопросительный взгляд на мой разбавленный виски. Я покачал головой, он кивнул своим седым бобриком, и тут явилась Мечта. Когда она вошла, мне на миг почудилось, что в баре все стихло, что ловкачи перестали ловчить, а пьяный — бормотать, и стало так, словно дирижер постучал по пульту, воздел руки и замер.
Она была стройная, довольно высокая, одета в белый полотняный костюм с шарфом в черный горошек. Волосы у нее были бледно — золотые, как у сказочной принцессы. Им было уютно в крошечной шляпке, словно птице в гнезде. Глаза были редкого цвета — васильковые, а ресницы длинные и, может быть, слишком светлые. Она подошла к столику напротив меня, стягивая на ходу белую перчатку с раструбом, и пожилой официант уже отодвигал столик с таким усердием, какого мне ни от одного официанта не видать. Она села, засунула перчатки за ремешок сумочки и поблагодарила его такой нежной, такой восхитительно — ясной улыбкой, что его чуть не хватил удар. Она что — то заказала, очень тихо. Он бросился исполнять, вытянув шею. Теперь у него появилась цель в жизни.
Я не сводил с нее глаз. Она меня на этом поймала. Потом перевела взгляд на полдюйма выше, и меня не стало на свете. Но где бы я ни был, дыхание у меня перехватило.
Блондинки бывают разные, слово?блондинка? теперь звучит почти комически. Все виды блондинок хороши по — своему, за исключением разве что этих, с металлическим оттенком, — на самом деле они такие же блондинки, как зулусы, а характер мягкий, как тротуар. Есть миниатюрная хорошенькая блондинка, которая щебечет и чирикает, есть и крупная, статная, под сине — ледяным взглядом которой хочется встать по стойке?смирно?. Есть блондинка, которая выдает вам тот еще взгляд из — под ресниц, и дивно благоухает, и мерцает, и виснет у вас на руке, но когда вы доводите ее до дома, ее сразу одолевает страшная усталость. Она так беспомощно разводит руками и жалуется на проклятую головную боль, и вам хочется ее стукнуть, но мешает радость, что головная боль обнаружилась, прежде чем вы вложили в страдалицу слишком много времени, денег и надежд. Потому что эта головная боль всегда будет наготове — вечное оружие, такое же смертоносное, как кинжал итальянского?браво? или отравленный напиток Лукреции.
Есть мягкая, податливая блондинка — алкоголичка, которой все равно, что на ней надето, лишь бы норка, и куда ее ведут, лишь бы это был ресторан? Звездное небо? и там было много сухого шампанского. Есть маленькая задорная блондинка — она хороший товарищ, и хочет платить за себя сама, и вся лучится светом и здравым смыслом, и знает борьбу дзюдо, так что может швырнуть шофера грузовика через плечо, оторвавшись для этого всего на секунду от чтения передовицы в? Сатердей ревью?. Есть бледная, бледная блондинка, страдающая малокровием — не смертельным, но неизлечимым. Она очень томная, похожа на тень, голос ее шелестит откуда — то из глубины, ее нельзя и пальцем тронуть — во — первых, потому, что вам не хочется, а во — вторых, потому, что она все время читает то Данте в оригинале, то Кафку, то Кьеркегора, то изучает старо — прованский язык. Она обожает музыку, и когда нью — йоркский филармонический оркестр играет Хиндемита, может указать, которая из шести виолончелей опоздала на четверть такта. Я слышал, что Тосканини это тоже может. Она и Тосканини, больше никто.
