Нэнси уставилась на нее. Ничего другого ей в голову не приходило.
Ланди отошла к единственному свободному стулу, а Кейд наклонился к Нэнси и проговорил вполголоса:
– Она такая же, как мы, только она побывала в мире Крайней Логики и Крайнего Зла, а они там изгоняют всех пришельцев, как только им исполнится восемнадцать. Она не хотела уходить и обратилась за помощью к местному аптекарю. И вот результат. Вечное детство.
– Не вечное, мистер Бронсон, – резко сказала Ланди. Кейд выпрямил спину, неуступчиво пожал плечами и уселся поглубже в кресло. Ланди вздохнула. – Вы все узнаете на занятии по ориентации, мисс… э-э-э?
– Уитмен, – сказала Нэнси.
– Мисс Уитмен, – повторила Ланди. – Как я уже сказала, вы все узнаете на занятии по ориентации, а пока имейте в виду: я не живу в вечном детстве. Я расту в обратном направлении и с каждым месяцем становлюсь на неделю моложе. Я проживу еще очень долго, может быть, дольше, чем если бы я продолжала стареть обычным способом. Но меня изгнали, потому что я нарушила правила. Я никогда не выйду замуж, у меня никогда не будет своей семьи, мои дочери никогда не найдут ту дверь, что когда-то привела меня на Рынок гоблинов. Поэтому мне теперь хорошо известно, как опасно идти на сделки с феями, и, полагаю, я могу служить предостережением для других. Однако, как бы то ни было, я – ваш терапевт. В наши дни каких только специальностей не получишь по интернету.
– Извините, – прошептала Нэнси.
Ланди села и махнула рукой, отметая ее извинения.
– Это неважно, поверьте. Так или иначе, вы узнали бы в конце концов. Итак, кто первый?
Нэнси сидела и слушала молча. В разговоре участвовали не все: в мирах, относящихся к стороне «Зла», побывало, кажется, чуть меньше половины учеников, а может быть, и больше, просто не все хотели делиться своим опытом. Джилл произнесла восторженную оду тому миру, где побывали они с сестрой, его вересковым пустошам и холмам, открытым всем ветрам, а Джек только пробормотала что-то о сгоревших ветряных мельницах и о важности пожарной безопасности в лабораторных условиях.
Девушка с волосами цвета пшеницы в лунном свете, не отрывая взгляда от собственных рук, рассказывала о стеклянных юношах – их поцелуи оставляли раны на губах, но сердца были добрыми и честными. Другая девушка, такая красивая, что на нее трудно было смотреть в упор, говорила что-то о Елене Троянской, и половина комнаты смеялась, но не потому, что она сказала что-то смешное; просто она была такой красивой, что всем отчаянно хотелось произвести на нее хорошее впечатление.
