И он целовал меня, и все мои чувства спутались из-за всего, что я знала и чего не знала. Как мы можем отправиться в поездку и оставить детей? С чего он взял, что мы победим?
– Поговори с Данстеном, – сказал он. – Послушай его.
– Мы не можем открыть дилерство и сбежать.
– Это займет несколько месяцев подготовки. Как раз здание будет готово. Мы вернемся с испытания к новой шоу-рум.
Я не спросила его, какое «здание», ведь, конечно, я знала.
– Так этот мистер Данстен. Он присмотрит за Ронни и Эдит? Он будет укладывать их в постельку и выслушивать их молитвы?
– Я разберусь. У нас впереди месяцы, чтобы все уладить.
– Ты уедешь и оставишь меня.
– Мы будем сменять друг друга за рулем, – сказал он, глядя глубоко и ясно, и сквозь тонкую пижаму я чувствовала, как он меня хотел. – Увидишь, – сказал он. – Мы прославимся.
Кто бы мог подумать, какое впечатление произведет наш образ, эта личная сценка, на стороннего наблюдателя?
Кто мог вообразить, что образованный школьный учитель сочтет это смятение идеальным примером современной жизни?
Так я в первый раз увидел Данстена. Я не знал его имени, конечно, но предпочел бы никогда не видеть миссис Боббсик в объятиях этого мерзавца. Меня мутило от мысли: «Коротышка – рогоносец». И я, который прежде жаждал его жену, теперь мечтал совершить некий акт неожиданной доброты, помыть его машину, например, – что угодно.
В кафе Кловер не смогла постичь причины моего огорчения:
– Она тебе нравится?
Как я мог объяснить? Что мне нравился образ Коротышки Боббсика, его «ягуара», его жены, его детей, катающихся в траве среди ночи.
– Ее муж мой друг.
Верхняя губа Кловер сморщилась, и мне захотелось положить туда палец, на завораживающую родинку. Ей это не понравилось.
– Примета красоты, – сказал я, но она убрала мою руку.
– Это знак греха, по словам матери.
– Очень убедительно.
– Нет. Не смешно.
– Твой грех?
– Именно. Я сказала маме: если это не мой грех, значит, твой. Она ударила меня по лицу.
– Ха.
– Именно.
Я подумал: «На каких неведомых ветрах наши души перенеслись в наши тела?»
– Идем, – сказала она. – Пора.
Пора что? Когда мы встали из-за стола, я подумал: «Ты ее не знаешь. Ты скажешь, что любишь ее из-за чего-то бессмысленного, вроде красивой ключицы».
«Кости», – думал я, когда мы вышли во тьму Гисборн-роуд, поднялись на холм, где воздух был влажным и прохладным и пах гниющей листвой и испражнениями скота и патрульных лошадей, которые недавно прошли по дороге. Кобылья моча – афродизиак для жеребцов, так говорит Бен Калво. Хозяином кафе он стал, подзаработав на скачках, так что, возможно, это и правда.
