. За ним, наклонившись, стоял крепыш, похожий на боксера, которого все называли Кид. Рука его покоилась на плече мулата в водолазке и кожаных штанах.
Я пытался собраться с мыслями. Это оказалось нелегко. Сердце мое терзало искушение бросить вызов всей этой шпане, оскорбить ее. Мне хотелось сказать об этом Катрин, и еще сказать ей, как я восхищаюсь ее мужеством. Слова нахлынули все разом, горло у меня перехватило, я не мог произнести ни звука. Но поезд уже замедлял ход. Я совсем забыл, что между Дюрок и Ла Мотт-Пике всего одна станция. Сдерживая лихорадочное нетерпение, я открыл дверь вагона и вслед за Катрин вышел на перрон.
Как я уже говорил, я намеревался, прежде чем покинуть метро, принести жалобу. Но только в одном окошечке я увидел дежурную. Обратив ко мне свои судорожно моргавшие глазки, она спросила, что мне угодно, и тут же зашлась в приступе кашля. Катрин нетерпеливо потянула меня за рукав. Я счел своим долгом не отступать, но, поскольку, закончив кашлять, дежурная бесконечно долго сморкалась, я извинился, что побеспокоил ее, и отошел от окошечка. Мы с Катрин так торопились покинуть это затхлое подземелье, что все равно были бы не в состоянии спокойно изложить факты и потребовать принятия соответствующих мер, поэтому с невыразимым облегчением вдохнули свежий воздух, ступив на слабо освещенный тротуар бульвара Гренель. Все тут было нам знакомо — каждый магазин со спущенными железными жалюзи, каждая витрина, погруженная в аквариумный полумрак, каждый островок света между стенами домов. Мы шли размеренным шагом и, казалось нам, удалялись от всех этих подземных страхов, от всего этого кошмара. Даже пережитое нами унижение словно смягчалось, растворялось в чистом воздухе. Нам приятно было теперь смотреть на это злоключение уже с некоторой дистанции, взглянуть как бы со стороны на все те оскорбления, которым мы подверглись, ну скажем, воспринять это как черный юмор. Катрин не смогла сдержать нервного смешка:
— История просто фантастическая, — сказала она.
Я стиснул было зубы, вспомнив о сбитой с головы шляпе, об очках, которые этот подонок Чарли… Но истерический смех Катрин заразил и меня.
— Идиотская история! — проговорил я, сотрясаясь от смеха.
Мне почудилось, будто за моей спиной перешептываются, а может, это просто сдало расстроенное воображение. На тротуаре, метрах в пятидесяти от нас, разговаривали между собой трое арабов, мимо которых мы прошли минутой раньше. Катрин спросила, что такое я там увидел. Я ответил, что ничего, и, без всякой видимой причины выпустив ее ладонь, взял под руку. Но тут она объявила, что я иду слишком быстро и она задыхается. Это замечание удивило меня.
