— Ну знаете, такие буржуи, как мы…
Мои слова были прерваны парнем с густой копной волос, который плюхнулся на скамейку рядом с бородачом.
— Одно удовольствие ехать в первом классе, — сказал он, — особенно когда у тебя билеты во второй, — и, выбросив, словно для удара, руку вперед, ткнул мне прямо под нос погашенный билет второго класса, я невольно отпрянул назад, а он громко захохотал.
Положение становилось невыносимым. Я взял Катрин за руку, решив пересесть на другую скамейку, чтобы не видеть больше этих грубиянов, но тут бородач весьма учтиво попросил меня извинить его товарища. Потом, упрекнув самого себя за бесцеремонность, подобрал ноги, видимо беспокоясь, что занял все пространство между скамьями. Такая предупредительность после такого хамства сбила меня с толку, но в то же время я приободрился: эти парни лучше, чем кажутся. Как ни раздражала их наглость, в ней скрывалось даже какое-то обаяние. Надо было показать им, что мы не хуже их умеем пошутить и что, хотя одежда наша в чем-то и напоминает одежду буржуа, ничего общего с ними мы с Катрин не имеем. Крестьянский сын, я с тринадцати лет сам зарабатывал себе на жизнь и лишь ценой неслыханных жертв сумел подняться по социальной лестнице, ни разу не предав дело борьбы пролетариата. Мне хотелось бы также объяснить, почему мы ездим в первом классе. Хоть эта привилегия и претила моим демократическим принципам, однако на то имелась веская причина: из-за своего тромбофлебита Катрин не могла простоять на ногах целую остановку. А во втором классе она рисковала остаться без сидячего места.
Стараясь подладиться под них и держаться непринужденно, я чуть подпрыгнул на сиденье, призывая Катрин засвидетельствовать жесткость и старомодность молескиновой обивки. Но как раз в эту минуту чья-то рука сбила с меня шляпу, а другая рука сдернула очки. Я услышал голос бородача:
— Осторожней, дедуля, у тебя кепочка упала.
Потом голос его сообщника:
— А где твои стеклышки, папаша! Сам уже не помнишь, куда что кладешь.
И в то же мгновение я услышал крик Катрин и бросился ей на помощь, хорошенько не понимая, что происходит и что я сам делаю. Вскочив с места, я потребовал вернуть мне очки, без них я ничего не вижу. Толчком в грудь меня усадили снова.
— Отдай ему стеклышки, Чарли! — сказал бородач.
— Успеется, — ответил Чарли.
Я крикнул и попытался было встать, но ладонь, опустившаяся на мой лысый череп, удержала меня, и чьи-то руки надавили мне на плечи.
