Куда там, без толку напоминать. На этом же самом месте на руке мне уже давно поставил шрам другой мужчина. Дуче, кстати, сволочь, и поставил… А, что? Нет, это я о своем… А оплавленная перчатка — единственное материальное подтверждение того, что все, что было дальше, действительно было…
Пацаны подрались из-за автомата.
Очаровательный прилепинский мальчишка лет пяти носился со своей игрушкой вокруг нашего пикника над обрывом. Взрослые без обиняков тоже были зачислены им в разряд игрушек. И когда один из них, большой незнакомый дядька, вдруг ухватился за его автомат, резвый пацаненок принялся самым отчаянным образом с этим дядькой бороться. Ласковый ребенок, видимо, привык играть со старшими и абсолютно вольно барахтался в руках незнакомца.
Он привык играть со взрослыми друзьями отца — но не со взрослыми дикими зверями. И в какой-то момент тот взрослый дикий зверь вдруг жестко и технично детское сопротивление подавил. Неуловимый жест, классический прием отъема у противника оружия. Хоп — и все. Ребенку наверняка не было больно, он разве что был несказанно удивлен… Смешно: я сама в первую же секунду машинально выхватила у него и обратила против него же нацеленный в меня ствол. Я таких шуток не понимаю. Больше со мной не играли… Но тогда даже я на расстоянии почуяла в Голубовиче мгновенный выброс неконтролируемой, мучительной ярости…
Мальчишка испугался и заревел.
Отец… У ребенка гениальнейший отец, он только небрежно посмеялся, и не подумав двинуться с места.
— Ничего, Глеб, вот вырастешь, — радостно успокоил он сына, — и ка-а-ак стукнешь дядю Лешу… настоящим прикладом!
Ребенок призадумался и затих. Неужели и правда что-то понял? А ему ведь, наверное, в те дни очень не хватало матери. Она только через день вернулась из роддома. С младшим братом. Отец не дернулся его успокаивать — и никто не дернулся. Не шелохнулась и я. Потому что знала: из этих двух пацанов по-настоящему утешать надо не того, который заревел. А того, которого так отчаянно и жестоко колотит сейчас изнутри. Крепко-накрепко прижать его голову к плечу и шептать, пока не услышит: «Ну что ты, парень… Тише… Тише… Успокойся… Успокойся, все уже позади…»
Мне до ломоты в пальцах хотелось обнять обоих этих, взвинченных и несчастных, мальчишек. Разницы между ними не было никакой…
Вечер только разгорался, перетекая в черную как смоль ночь. Нам с Женей пришлось на пару часов уйти. Я забрала сумку, неосмотрительно оставленную на прилепинской квартире, он жил в начале Бекетова, Женя — чуть дальше. А Жене именно сейчас вдруг срочно понадобилось в интернет-кафе. Отправить на сайт НБП «анонимное» сообщение об офисе, кажется, ЕдРа, накануне забросанном банками с кузбаслаком. Почему-то он был абсолютно уверен в достоверности этой информации. Господи, как малые дети…
