Кто догадался свести вместе этих богов разных религий, как вообще могло родиться такое: «ЛЮБОВЬ И ВОЙНА»? Их любимый лозунг. Это же неминуемый взрыв! Я поняла: здесь никто никогда и не собирался поддерживать ровное тугое пламя. Здесь все рассчитано только на одно: именно взорваться, вспыхнуть живым факелом — и сгореть за секунды. Ярко. Страшно. Без следа. Здесь все — такое. Здесь все — такие. «Заранее обреченные на полнейший провал…»
Они заигрались со смертью. Какая любовь?! Какая война?! Дымящиеся головешки. Уничтожая себя, как они, надо в результате действительно по-настоящему умирать…
Потому что жить с этим — невозможно.
Жизнь раздиралась надвое, как полотнище в храме. Я рушилась посередине. Я умирала от непоправимой несправедливости чудовищного перевернутого мифа, в который эти люди добровольно превращали свою жизнь. Здесь все было неправильно. Будь проклята эта ваша война, если на ней погибает любовь!
«Мы» были возможны только в этом перевернутом мифе. Но в нем уже была невозможна я… Под черным московским небом я так близко подошла к его глазам, что на мгновение они заслонили все. А потом — все остальное. На мгновение отступил даже этот настигающий хаос.
— Я тоже тебя люблю…
Это было выше моих сил. Это было последнее, что я услышала от своего С.С. Я сбежала…
А весной я вдруг холодно и честно посмотрела себе в глаза — и раз и навсегда от него отказалась. Изводить себя очевидным несбыточным самообманом, разрушать себя дальше отравляющей кровь бессмысленной надеждой уже не было сил. Где-то там ежесекундно вызывал огонь на себя мой мальчик. Как с этим знанием жить?..
И тогда я просто сняла с себя эту память — и ее не стало. Спасаясь из капкана, зверь отгрызает себе лапу. Спасаясь от любви, я опять отсекала себе сердце. Без угрызений совести. Без оставленных лазеек назад. Навсегда. Твердо зная, что делаешь правильный выбор. Когда отдаешь ЕГО за СЕБЯ. А прошлое — за возможность будущего… Я навсегда закрыла эту страницу. Все начиналось с чистого листа. Уметь совершать подобное — такое счастье.
Во второй половине мая с новыми силами я обрушилась на Нижний. Бродя ночью одна по квартире без вести загулявшего где-то приятеля-нацбола, я подцепила с пола газету и прочитала: «…из отделения на «скорой» увозят С… С… — с пробитой головой и сотрясением…»
Перестал действовать мой крест…
А много позже я поняла, что во всей той сводившей меня с ума идеологической головоломке изначально было не так.
