— Обрати внимание: голодных нет. Воруют не мясо — воруют деликатесы по средней стоимости четыре рубля с копейками, — поделился наблюдением Иван.
Одна из любимых поговорок Ивашнева была «проза жизни», он повторял эти два слова так часто, по поводу и без повода, что у окружающих его людей создавалось впечатление, будто он прожженный скептик, который одинаково насмешливо относится и к тем ревизуемым, что попали в сложное положение, и к людям, переживающим семейную трагедию, и к снятым в ходе перестройки крупным руководителям — казалось, все на свете для него проза жизни, почти что мелочи жизни, се ля ви. В зависимости от ситуации, «проза жизни» могла иметь самые разные оттенки значения — извиняющие, понимающие, сочувственные, пренебрежительные, уничтожительные. Мол, люди есть люди, деньги только испортили их, а значит, испортили все без исключения свойственные людям отношения, от служебных до родительских, от любовных до производственных. И чем чаще повторял Иван свои крылатые слова, тем сильнее казалось, что имеет он в виду уже не «мелочи жизни», не простую полунасмешливую идиому, а некую величественную и непознаваемую истину самой жизни, во всем ее неохватном масштабе.
— Можно вывести еще одно правило, — сказал, соглашаясь, Павел. — Воруют больше всего сразу после ревизии, понимая, что вторая проверка не придет через неделю или месяц после предыдущей.
— Как просто и как верно! — оценил Иван. — А Кошкин-Мышкин уже звонил. И, наверное, залег под дверью твоего номера.
— Вань, а ты никогда не задумывался, почему люди деньги воруют? И не только деньги — колбасу, запчасти, бензин, лампочки и даже туалетную бумагу.
— Так сразу не ответишь, слишком много составных…
— А ты подумай, кандидат экономических наук. Ведь уже столько ревизий было… А без понимания корней грош цена нашей с тобой работе. Ну, посмотрим, брат, с какой скоростью распространяется здесь информация, — перевел разговор Стольников. — И какой будет ответная реакция Михайленко.
— Это так легко прогнозируется, — усмехнулся Ивашнев.
Последние три дня они редко виделись с начфо — здоровались с ним по утрам, начиная рабочий день, да мельком встречались в коридорах управления. При беглых встречах Виктор Михайлович ничем особенно не интересовался и был почему-то более внимателен к Стольникову, чем к Ивашневу, — расспрашивал о здоровье, семье, впечатлениях о городе. На мясистом лице его отражалось выжидание. Теперь, когда капитан Радов вооружил Павла неопровержимыми документами, и оставалось делом техники довести историю с круизом до сокрушающего удара по начфо, и когда анкетирование из модного приема превратилось в мощное подспорье и дало весомые факты, а обращение парторганизации в прокуратуру обещало дать еще более весомые, Павла особенно интересовало, какой же будет ответная реакция Михайленко? Но пари с Ивашневым заключать уже не хотелось… В предвкушении близкой встречи с начфо «у барьера» Иван попросил Павла задержаться. На полированной поверхности его стола не было ни одной бумаги. Друзья молча курили, размышляли.
