Кулаки сжались сами собой.
— Да пошёл ты к чёрту, ублюдок! — крикнула она и вздрогнула оттого, каким громким было эхо, доносящее эти слова до его ушей.
С тихим ужасом она наблюдала, как он останавливается. Оборачивается. Не видит его глаз, но угадывает это вечное безразличное выражение лица.
— Великое дело, грязнокровая сука. Бросать слова в спину. — Ироничный голос звучал очень тихо, но она слышала каждое слово. Знала, что занятие по трансфигурации уже началось. Но ноги будто приросли к полу. В голове зазвенел тревожный колокольчик.
— Я могу говорить тебе это в лицо вечно! Поверь, мне есть, что сказать! — её голос был странно высоким. И, кажется, его это забавило.
Он не верил? Да пожалуйста!
Да, чёрт возьми, пожалуйста!
Она сорвалась с места и уверенным шагом направилась к нему, а стук собственных туфель отдавался в голове ритмичным маршем:
«Ты, гадкий, отвратительный, мерзкий козёл! Гадкий, отвратительный, мерзкий козёл!»
Чем ближе она становилась, тем кривее ухмылка растягивала его губы. Он действительно не верил! Она сжала зубы, чувствуя, как внутри все подбирается от злости.
«Гадкий, отвратительный, мерзкий козёл! Гадкий, отвратительный!.. Гадкий!»
Он был уже достаточно близко, и шаги её стали мельче и тише.
«Гадкий…».
Она остановилась и уставилась в его лицо.
— Гад, — выдавила из себя, замечая, как его брови приподнимаются.
Снова. Он смеется над ней.
Серые глаза смотрели с пренебрежением, от которого хотелось рвать на себе волосы.
— Всё? — поинтересовался он, складывая руки на груди.
— Ты… гадкий и отвратительный. Мерзкий козёл. — Гермиона моргнула. Покусала губу. Все равно это было не так впечатляюще, как звучало внутри. Она набрала в лёгкие побольше воздуха. — И, между прочим, я бы лучше проглотила… змею. Чем ещё раз поцеловала теб…
Она захлопнула рот, потому что его лицо внезапно оказалось в опасной близости. От былой насмешки не осталось и следа.
Губы Малфоя сжались.
— Ничего не было.
Гермиона едва сдержала истерический смешок, делая шаг назад.
— Ну да, Малфой. Как же.
— Послушай сюда, дура-Грейнджер, — он быстрым движением облизал губы, и Гермиона приложила все свои моральные силы, чтобы не проследить это движение взглядом. Вспомнила его вкус и к собственному ужасу ощутила тянущее чувство внизу живота. Мерлинова борода…
Она никогда больше не позволит ему поцеловать себя. Никогда.
— То, что ты полезла ко мне вчера, ничего не значит.
— Я полезла?! — Гермиона вновь ощутила спасительную волну злости, задирая подбородок. — Ты прижал меня к стене!
