Платина и шоколад | страница 101



— Почему во вторник не будет игры с Когтевраном?

— Твой ненаглядный лохматый Миллер узнал, что ты преследуешь его. И сбежал.

— Да-да, конечно, Малфой, — Гермиона склонила голову на бок, ожидая ответа, глядя на него с задумчивой поволокой на глазах. — Я жду.

— Ты идёшь, Грейнджер. Идёшь на хер отсюда.

Он резко развернулся и пошёл в сторону развалившихся на траве слизеринцев, которые тут же закопошились и заговорили друг с другом, пряча глаза.

— И все же прими душ, — крикнула Гермиона ему в спину, ловя на себе его взбешенный взгляд через плечо и усмехаясь.

— Не приближайся ко мне, Грейнджер.

Малфой ощущал ветер на лице и сжимал зубы, останавливаясь возле взмыленных игроков и отбрасывая метлу в сторону. Хватая чистое полотенце и ожесточенно вытирая лицо. Смыть.

Смыть.

Смыть её взгляд.

Жаль, что вот так нельзя протереть мозги, приводя их в порядок.

Чёртова дура, возомнившая себя центром Вселенной. Его грёбаной Вселенной! Позволяющая себе занимать его мысли и появляться там же, где появлялся он. Дура. Дура. Он так долго растирал лицо, что оно начало печь, а когда отнял полотенце от глаз, словил на себе взгляды молодых людей.

— Что? — рявкнул он, комкая полотенце и отбрасывая его в сторону метлы.

Крэбб и Гойл тут же отвели глаза, как и вечно вздыхающий Уоррингтон.

— Она горячая штучка, — с ухмылкой протянул Грэхэм, глядя на Драко и почти не смутившись.

Малфой не удержался и фыркнул.

— Ты что, больной, Монтегю?

Капитан покачал головой, открывая фляжку с водой и отпивая.

— А ты слепой, что ли?

Драко фыркнул, отворачиваясь. Какого хера Грэхэм говорит о ней? Какого хера он вообще смотрел на неё?

— Я бы подержался за её попку, — он хохотнул, и тут же послышалось согласное мычание Блетчли.

— Трахаешь её, а? Скажи, что нет. Я бы тоже не прочь подловить её в темном уголке.

Снова приглушённый гогот, который резко оборвался, стоило капитану и вратарю поймать взгляд Драко. Он понимает значение их какого-хера-с-ним-происходит взгляда. Он и сам не знал, какого хера. Просто чувствовал, как что-то внутри не даёт им позволить говорить о грязнокровке подобные вещи. Даже он сам этого не делал.

Он сам не позволял себе думать о том, как трахал бы её.

Трахал бы, трахал.

Трахал. Это слово настойчивым звоном повисло в голове, отдаваясь от стенок черепа и замирая, закручиваясь в образы. Живые, движущиеся.

Дышащие.

Влажные.

У них был привкус корицы.

Однако в следующую же секунду Малфой растягивает губы в ухмылке.

— Повелись, идиоты? Ловите, ебите. Мне до одного места.