— Но из внуков только Виктория? — сказала я.
— Человек предполагает, а Господь располагает, — вздохнула Клавдия. — Хозяин, поди, в гробу перевернется, если Вика дом продаст. Хотя, если разобраться, почто он ей?
К тому моменту мы уже вошли внутрь. В просторном холле было темно. Клавдия включила освещение. Отделан дом был с претензией на роскошь, но сейчас все это выглядело довольно скромно. Потолок с лепниной из гипса, люстра из чешского стекла, обои с павлинами местами потерты.
— Вот, смотрите. Потолки высокие, трехметровые. Дворец, а не дом!
Клавдия шла впереди, везде включая свет.
— Альберт Юрьевич долго жил один? — спросила я, следуя за ней.
— Как хозяйка померла, так и жил. Лет десять, должно быть. Я думала, недолго ему вдовцом ходить — мужчина видный, с приданым. Быстро к рукам приберут. Хозяйкина подруга первое время чуть не каждый день ездила, должно быть, виды имела. Но вдовец ею не прельстился. Еще две знакомые дамочки навязывались, то вдвоем, то по одной. И меня выспрашивали, как он да что. Кое-кто из наших тоже рад бы глаз на него положить, Марьяна из администрации, к примеру, большую о нем заботу проявляла, бегала то и дело. Да не выгорело у них.
— Значит, хозяин — завидный жених? — вмешался Вадим со смешком. — А с сердцем у него давно проблемы были?
— Не знаю. Мне не жаловался. Хотя он вообще не из болтливых был. Да и мне лясы точить некогда, не для того сюда приходила.
— Долго вы у него работали?
— Как жена померла. Жаль будет работу потерять. На пенсию-то не особо расшикуешься. А он платил хорошо, местные мне завидовали. Но ведь такой дом в чистоте держать — дело непростое, спину-то поломаешь.
— Значит, на здоровье хозяин не жаловался? — вернулся Вадим к прежней теме. — И вдруг помер?
— Ну, не вдруг… Видно, сердце пошаливало. Он последнее время смурной ходил. Подруги его все кудахтали: что, мол, невесел, что голову повесил?
— А он?
— А он отшучивался. Года, мол, а с годами мудрость приходит, а у мудрого человека мало поводов для веселья.
— Ага. Во многой мудрости много печали.
— Вот-вот, именно так и говорил.
— Значит, женить его не смогли?
— Точно. Он мужик себе на уме. Видать, решил в одиночку доживать.
— А как же внучка?
— Не больно он с Викой ладил. Она на вид тихая, но упрется, точно баран. И он такой. Эдак возьмутся ругаться — хоть святых выноси. Пигалица была, а деду не уступит. Да и не любил он ее, — неожиданно заключила она.
— Викторию? — удивилась я. — Почему?
