— Родная, ты не видела мой теле… - Олег обрывает себя на полуслове и, до того, как я успеваю нажать на красный кружок, вынимает телефон из моих пальцев. Бросает взгляд на экран и вздыхает. – Это по работе.
Он чмокает меня в макушку и скрывается в недрах необъятного дома. А я зачем-то вспоминаю, что его секретаршу зовут Вероника. Хотя, он ведь не сказал, кто именно звонит ему по работе… в семь часов вечера.
Почему-то эта мысль грызет меня до самой ночи, даже когда Олег засыпает, сжав меня в объятиях. Она кружит вокруг надоедливым комаром, мешает уснуть противным писком. Я не ревную. Я чувствую себя так, будто меня обманули, хоть нет повода подозревать обман.
И только чуть позже, кажется, уже под утро, когда я пару раз забывалась скоротечным беспокойным сном, вдруг понимаю, что меня так насторожило. Когда мы оформляли документы в ЗАГС, Олег сказал: «Ты единственная женщина с таким экзотическим именем из всех, кого я знаю». Но ведь и Эльвира – не Оля и Оксана? Знал ли он ее до меня или эта женщина появилась только теперь?
Утром я чувствую себя выжатым лимоном. Руки и ноги не слушаются, во всем теле ужасная слабость. Голова кружится так сильно, что тошнота поднимается от любого неосторожного движения.
Олег предлагает вызвать доктора, но я отказываюсь. Сегодня мы должны ехать в центр матери и ребенка, и во второй половине дня мне кровь из носу нужно быть в порядке. Ева приезжает к одиннадцати и возится со мной, как с ребенком: я отказываюсь принимать лекарства, чтобы не навредить еще такой хрупкой жизни внутри себя, но даже ей, своей лучшей подруге, не могу сказать причину. Это совершенно не к лицу взрослой женщине, но я боюсь хвастаться тем, что пока еще такое хрупкое и беззащитное внутри моего такого негостеприимного тела.
— Как дела у Оли? – спрашивает Ева, делая мне какой-то особенный массаж головы. Он и правда немного притупляет боль.
— Я не знаю, она не звонит.
Раньше, когда она только к нам переехала, Оля часто звонила просто так. Из университета или вечером, когда ходила в свою художественную студию и хотела похвастаться, как у нее все хорошо получается. После того, как они с Каем снова стали жить вместе, она ни разу не позвонила. Это не трагедия, но теперь я даже не знаю, что у нее с моим Каем.
Горло перехватывает судорога. Я даже не могу проглотить лимонад, поэтому лихорадочно хватаю стакан и выплевываю в него все содержимое. Горло саднит, как будто я пыталась проглотить что-то очень большое.
