Я знаю, что будет дальше. Даже не нужно слушать.
Они поговорят, она начнет плакать, он подарит мне что-то жутко дорогое и эксклюзивное и уйдет, не давая никаких обещаний. У нас все именно так: визиты вне плана, свидания украдкой, хороший секс пару раз в месяц, редкие вылазки в театр или на эксклюзивную премьеру. Два года он приходит и уходит, не обещая ничего.
— Даниэла, я… - слышу его сожаление.
За окном пахнущий вишневым цветом апрель, дождь лениво скользит по стеклянным стенам «люкса», и столица лежит как на ладони: большая, шумная, вся в брызгах неона и размазанных огнях фонарей.
— Ты идешь к жене, - улыбаюсь своему «заплаканному» дождем отражению. Вижу, как Олег подходит сзади, достает из кармана пиджака колье и одевает мне на шею. Пробегаю пальцами по холодным камням, прикусываю губу, чтобы сдержать неуместную ироничную шутку об ошейнике для собачонки. – Очень красиво, спасибо.
— Я возвращаюсь в субботу, - он сдвигает пиджак с моего плеча, целует плечо через тонкую ткань блузки. – Отпразднуем, как захочешь.
Просто молча киваю.
В окнах наши фигуры наполнены дождем, его вечной занятостью и моей невысказанной обидой.
Гроза и одиночество выгоняют меня из роскошного номера.
Я тридцатилетняя женщина, которая боится грозы до такой степени, что не может быть одна, когда молнии наполняют комнату скоротечными вспышками света. Чувствую себя курицей в микроволновке, кажется, что достаточно еще одной, чтобы я истлела и превратилась в горсть пепла. Мой психолог говорит, что это глубокий детский страх, который при желании ничего не стоит вскрыть и уничтожить, но, как бы абсурдно это ни звучало, мне с ним комфортно. Я алогична - и это хуже, чем придурь, потому что не проходит даже с возрастом.
Кутаюсь в плащ, прямо вброд по лужам иду через дорогу. В гостинице есть ресторан, но мне жизненно необходимо выйти оттуда, выброситься на берег, как киту, подальше от запаха отгремевшего показа. Успех подавляет так же сильно, как и провал – мне ли не знать? Падала я куда чаще, чем взлетала.
Промокаю насквозь, прежде чем добираюсь до противоположной стороны, но не захожу внутрь. Прикладываю ладони к витрине, разглядывая битком набитый уютный зал всего на шесть столов. Три из них сдвинуты для большой шумной компании молодежи: им лет по двадцать пять максимум, а девочки и того младше. Простые прически, рваные джинсы и модные свитера. Молния хлещет мне в спину, и я невольно вжимаю голову в плечи, быстро в воображении начинаю переодевать «живых манекенов» во что-то по своему вкусу.
