— А если она выскочит?
— Но! У нас ведь ловушка на то. Вишь, полотно-то? Сеть то есть. Это вот стенки на кольях с оттягами, а внизу… Глянь-ко, глянь!
Свешивается Никишка за борт, руками глаза свои разноцветные огородил, смотрит в воду, в глубину, видит блики зеленоватые на дне, тонкие ячейки сети видит.
— Вишь? Вишь, внизу тоже сеть — это доно. Стенки да доно, это вот тайник, а там ворота, эвон где жерди две рядом торчат, ворота там… Она идет, в ворота зайдет и в тайник, а в тайнике мы ее бьем. От ворот заезжам, выход загораживам, доно подымаем и бьем.
— Знаю, — говорит Никишка, вспомнив что-то.
— Я и то говорю, знаешь, — соглашается отец. — Ты у меня все знаешь!
— А почто меня ребята дразнют?
— Они дурачки, не слушай их. Озорники они, все им баловство, а ты хороший, смирный да умный, вот они и дразнют. Не слушай их, ты всех умней.
— Это потому, что я думаю много.
— А ты много не думай и мало не думай, а так: захочется — думай, не захочется — не думай.
— А я думаю вот, куда это вода в море отливает, а после обратно приливает. Реки, те в море утекают, а море куда утекает?
— Море? Гм… — скребет отец бороду, на горизонт глядит, соображает. — Море, надо думать, в горло уходит, в Ледовитый океан. А из океана еще и в другие океаны переливается.
— А много других океанов?
— Много, сынок, и стран всяких много на земле.
— А ты был там?
— Был! В Италии и во Франции был, и в Норвеге, когда моряком ходил.
— А какая Италия?
— Италия-то? Италия, сынок, хорошая. Жарко там, солнца много, фрукты всякие растут, сладкие да вкусные. Все там черные от солнца ходят, раздетые, а зимы вовсе нет.
— Как нет?
— А так, снегу нег, морозу нет, ничего. Солнце круглый год.
— Хорошо! — вздыхает Никишка. — Пожить бы там!
— И поживешь, — говорит отец. — Вырастешь, на капитана пойдешь учиться, дадут тебе пароход большой в Архангельске, и побежишь ты мимо Норвеги, вокруг земли, прямо в Средиземное море.
— А ты капитаном был?
— Нет, я был матросом. Всем я был: лесорубом, охотником, рыбаком, зверобоем…
— Ой, глянь-ко, что это?
— Где?
— Эвон кажется…
— А! То тюлень. Тюлень, сынок, подплыл на нас поглядеть.
— Знаю. А где он живет?
— В море живет. Днем рыбу промышляет, а ночью к берегу плывет, на камнях спит в местах глухих на съемных коргах.
— А почто его бьют? Его ведь не едят.
— Шкура у него хороша и жиру много. Его легко бить, глупый он; подкрадаются и бьют из винтовки. А ходим за ним всяко: другой раз на карбасах, другой раз на ледоколе. Теперь-то все больше на ледоколе.
