Спустились в овраг, прошли мимо редких черных деревьев, свернули налево и пошли под обрывом. Справа попадались баньки, дома с закрытыми ставнями, сквозь которые кое-где пробивался свет. За домами скорее угадывалось, чем виднелось близкое, большое и смутное пространство занесенной снегом реки.
— Это у нас улица Оползино, — объяснял парень. — Берега здесь оползают, а люди живут… Ставшими запираются. Как чуть стемнеет, так и запираются. Народ! У каждого свой колодец — кулугуры, черти! У стариков в сараях гробы да кресты стоят — это они после смерти опоганиться боятся, в своих хотят в могилу лечь и под своим крестом…
— Интересно! — изумился Блохин.
— Кому интересно, а кому… — буркнул парень. Он подвел Блохина к большому дому с высоким крыльцом. Одна половина дома была темной, на другой мягко сияли окна, освещая низкий забор со снежными шапками на столбах.
— Ну вот, глядите. А я пошел. Ежели что не так, заходите в Дом культуры, поможем. И вообще заходите, спросите Колю Балаева, меня там все знают.
Он негромко засвистел и пропал в темноте, только свист долго был слышен. Приглядевшись, Блохин увидел метлу на крыльце, обил снег и постучал.
Дверь ему открыла девушка в халате с подвернутыми полами и засученными рукавами. Она тяжело дышала, руки у нее были запачканы, прядь волос прилипла к щеке. Увидев Блохина, девушка задержала дыхание, торопливо одернула халат, поправила плечом волосы, пропустила его на кухню и почему-то очень долго запирала дверь.
— Поговорите с мамой, — задрожавшим голосом перебила она Блохина, когда тот стал объясняться, покраснела и быстро ушла в комнату.
Вышла мать ее, худая женщина с тонкими поджатыми губами и убитым выражением лица. Было похоже, будто минуту назад с ней случилось несчастье.
— Комнату? Комнату сдаем… Посмотрите, — она открыла застекленную дверь и зажгла свет. — Комната у нас хорошая, замечательная… Чистая комната. Вы один или семейный?
— Один.
— Прошлый год профессор жил. Два инженера жили. Комната хорошая, теплая…
Комната была холодная, пустая, с крепким застоявшимся запахом. Блохин поморщился.
— Вы как же… надолго приехали? — настороженно спросила хозяйка.
— На месяц, — сухо ответил Блохин, чувствуя растущую неприязнь к хозяйке и думая о девушке, открывшей ему дверь.
— А комната у меня замечательная, тихая… Как на даче будете жить.
— Сколько же вы берете?
— Да вот профессор жил, так двести рублей платил. Да и то дома почти не бывал.
— Двести? — переспросил Блохин и нахмурился: это было дорого.
