— Было бы странно, если бы он говорил совершенно правильно.
— То есть как?
— Джил, мы не так уж много знаем о Марсе, но знаем, что марсиане — не люди. Предположим, ты воспитывалась в племени дикарей, в такой глухомани, что там неизвестны даже ботинки. Представляешь себе, о чем бы ты стала говорить, попав в цивилизованное общество? Это слишком слабая аналогия; правда, по крайней мере, на сорок миллионов миль дальше.
— Я это учитывала, — кивнула Джил. — Поэтому и не обращала внимания на его странные реплики. Что уж я, совсем дурочка по-твоему?
— Нет, для женщины ты здорово соображаешь.
— Тебе очень нравится мартини, стекающий за шиворот?
— Извини. Женщины гораздо умнее мужчин. Это доказано историей. Давай, налью.
Она приняла залог мира и стала рассказывать дальше:
— Бен, этот приказ, запрещающий ему видеть женщин, сущая глупость. Он не похож на сексуального злодея.
— Его просто не хотят подвергать стольким ударам сразу, опасаясь потрясения.
— Он не был потрясен. Он был просто… заинтересован. Словно на меня смотрел вовсе не мужчина.
— Если бы ты позволила ему посмотреть подольше, ты бы, возможно, не ушла так просто.
— Не думаю. Мне кажется, ему не говорили о разнице между мужчинами и женщинами; он просто хотел узнать, чем они отличаются.
— Да здравствует это отличие! — с энтузиазмом воскликнул Кэкстон.
— Не будь вульгарным.
— Я? Я весь — почтение и благоговение. Я возносил хвалу за то, что я рожден человеком, а не марсианином.
— Будь посерьезнее.
— Я серьезен, как никогда.
— Тогда утихни. Он не стал бы приставать ко мне. Ты не видел его лица, а я видела.
— А что у него с лицом?
Джил в затруднении взглянула на него.
— Бен, ты видел когда-нибудь ангела?
— Только тебя, херувим. Других — нет.
— Ну, я тоже… Но именно так он и выглядит. У него старые, мудрые глаза и кротчайшее лицо с выражением неземной чистоты, — она поежилась.
— «Неземной» — то самое слово, — медленно произнес Бен. — Мне бы его увидеть…
— Бен, почему его держат взаперти? Он же и мухи не обидит.
Кэкстон сцепил пальцы.
— Ну, его хотят защитить. Он вырос в поле тяготения Марса и, надо думать, беспомощнее котенка.
— Это не страшно: миастения гравис гораздо хуже, но мы и с ней справляемся.
— Еще его хотят уберечь от заразы. Он словно те экспериментальные чудища из Нотр Дам: никогда не был на свежем воздухе.
— Ясно, ясно. У него нет антител. Но, насколько я знаю из разговоров, доктор Нельсон, врач «Победителя», позаботился об этом еще в пути: он переливал ему кровь. У него теперь почти половина крови чужая.
