Казарский уже и сам видел, под адмиральскими флагами шли флагманы Черноморского флота турок: «Селимие» и «Реал-бей». Вон кого подняла Пендераклия! Матерых медведей разбудили среди зимней спячки!
Как только прояснилась обстановка и определились размеры опасности - странное дело! - Казарский почувствовал, как погасло в его душе волнение, которое он ощутил, увидев вражеский флот. Он знал, теперь будет многое зависеть от того, каким его, командира, будет видеть команда. Он на виду. Он обязан быть таким, чтобы его видели спокойным, ровным и простым. Голосом обыденным, обычным - у него был красивый, «литой» баритон - проговорил:
- Сейчас «Штандарт» даст команду «разворот все вдруг». Всем по местам.
Сказано было негромко и отчетливо. Так, словно на севастопольском рейде вот-вот начнутся шлюпочные гонки. И все, что нужно «Меркурию», это не осрамиться перед другими кораблями, чисто выполнить разворот. Казарский знал, как толковый капитан одним спокойны тоном голоса своего может свести понимание опасности до восприятия ее в качестве обычного происшествия на море. Шканцы опустели. Скарятин встал мачтовым офицером у грот-мачты. Пригулов - мачтовым у фок-мачты. И Казарский впервые за многие недели плавания - словно вот только теперь увидел - разглядел мичмана. Нет, на «Меркурии» не пять офицеров, а четыре. Этот шупленький, не набравший взрослой силы мальчик еще не офицер. Притупову семнадцать. Офицерам положены вестовые. Но родители Притупова - очевидно, еще никак не привыкшие к мысли, что сын их уже обожжен огнем Пендераклии, - прислали ему своего крепостного человека, вятского мужика Петра Данилова. Казенному вестовому полагается окладного жалованья в год четырнадцать рублей. Адмиралтейство, вечно безденежное, любит экономить. Такого рода бесплатные замены поощряет. «Этот даже не «гардемарин», - подумал Казарский, глядя в настороженное, с выражением опасливого зверька, большеглазое лицо сильно взволновавшегося мичмана. - Этому б еще в своем вятском поместье по отцовым крышам сизарей гонять!»
И тотчас отвернулся.
На мачте «Штандарта» взвились флаги - «поворот все вдруг».
И следом: «Идти в Сизополь».
- Поворот через фордевинд! - скомандовал Казарский.
Прошли считанные минуты. И «Штандарт», держась на ветре, сравнялся с «Меркурием». Под всеми парусами пролетел мимо, показал бригу корму. Еще через три минуты с «Меркурием» сравнялся «Орфей».
Пролетел под всеми парусами. Показал корму. Вот когда команда «Меркурия» в полную меру поняла, какие ходоки «Штандарт«и «Орфей»! Команда делала все, чтобы не отставать. Но тяжелый крымский дуб корпуса, что колодки на ногах колодника, осаживал лет парусов. Сахновский, правя на Сизополь, привел «Штандарт» круто к ветру, лег бейдевинд, - пошел курсом, самым близким к ветру. Но для «Меркурия» курс, близкий к ветру, никогда не был самым лучшим! Уж так он был хитро построен, этот бриг, первая проба мастера Осьминина. То, что для всех хорошо, для него непригодно. Самый выгодный курс для «Меркурия» - галфинд, когда направление ветра составляет с курсом корабля прямой угол. Моряки говорят: «Судно идет вполветра».
