Он вынул из глубокого кармана своих галифе электрический фонарь, с которым никогда не расставался – так же как и с наградным пистолетом, – и осветил прижавшуюся к стене узницу. В этот момент женщина бросилась на него со скоростью сорвавшейся с боевого взвода пружины. На мгновение в луче света мелькнуло ее бледное лицо, плотно сжатые губы и горящие глаза. Увидев эти глаза, вошедший со всей ясностью понял, что ни умолять, ни оправдываться, как он предполагал, она не будет. В ее глазах не было ни капли страха – только ненависть.
Его правая рука метнулась к поясной кобуре, и за какую-то пару секунд он сумел выдернуть пистолет из кожаных тисков. Оставалось сдвинуть предохранитель, направить ствол в цель и нажать на спуск.
Но атакующая фурия оказалась быстрее. Она поднырнула под его левую руку и царапнула его правое запястье острыми как бритвы когтями. Один из ее когтей ярко блеснул в луче фонаря ножевой сталью, а через мгновение окрасился кровью.
Так и не выстреливший пистолет вывалился из разжавшихся пальцев мужчины одновременно с хлынувшей из раны кровью. Эта хищница не только вскрыла ему вену, но и повредила какой-то запястный нерв или перерезала сухожилие!
Но даже лишив противника руки, женщина-кошка не собиралась останавливаться. Фурия вновь взмахнула своим железным когтем… Теперь вошедший разглядел, что это никакой не коготь, а обычный хирургический скальпель. «Откуда он у нее?!» Додумать эту мысль следователь не успел. Лезвие полоснуло его по лицу. Со лба свесился содранный лоскут кожи, а обильно хлынувшая кровь залила глаза. Ничего не видя перед собой, мужчина попятился назад. Несколько раз вслепую махнул фонарем, но тут же выронил его – левую руку пронзила острая боль. Узница, видимо, успела поймать фонарь на лету, потому что раненый не услышал звука удара о бетон. Зато отчетливо услышал скрежет металла и стук захлопнувшейся двери.
* * *
Она жаждала этой встречи, мечтала о ней… Нет, не так. Она жила надеждой встретиться с главным исполнителем убийства дочери лицом к лицу! Ради этого момента женщина-кошка терпела голод и боль, ради него не сдохла, сражаясь со змеекрысой. Слепая вера и ничем не подкрепленная надежда поквитаться с кровавым маньяком, с мразью, погубившей Майку, придавали ей силы. И все же, услышав за дверью голос Палача, Гончая поначалу не поверила своим ушам. Но потом она вспомнила слова стажера-пограничника о вызванном с Лубянки следователе, и все встало на свои места.
