В какой-то миг я понимаю, что Оно нависло надо мной. Нарост раскрывается… нет, скорее, лопается, как созревший гнойник, и превращается в разверзшуюся пасть! Мерзкая девчонка не обманула! Но она никогда не заглядывала в пасть чудовища и не видела, что скрывается в его глотке. А я вижу.
Там не зубы – нет! Внутри по спирали расположены тысячи и тысячи рядов сокращающихся присосок. Сейчас их ненасытные «рты» засосут меня. Но вместо этого вокруг разинутой пасти надуваются заполненные пылающим огнем прозрачные шары. И сами шары, и даже огонь внутри них – живые. Это глаза, которыми Оно смотрит на меня. Пламя в этих глазах разгорается, огненные языки закручиваются в вихри. И я понимаю, что чудовище, прежде чем сожрать, смеется надо мной».
* * *
Чтобы проклятая цепь не гремела при ходьбе, Гончая намотала ее себе на локоть, но та все равно периодически позвякивала. Когда это происходило, девушка останавливалась и вслушива-
лась в доносящиеся из подземного хода звуки, пытаясь определить местонахождение преследователей.
После того как возглавляемые Когтем сатанисты набрели на своего ослепленного главаря, они разделились. Большая их часть вместе с Когтем и Хароном повернула обратно в лагерь, остальные продолжили поиски сбежавших пленников.
Поклонники Сатаны не считали необходимым скрывать свое присутствие, а скорее всего, просто не задумывались об этом. Они громко перекрикивались между собой, размахивали факелами и беспрестанно сыпали угрозами в адрес преследуемых жертв. При этом все как один были полны желания настичь беглецов и разорвать на куски. Однако по мере наступления похмелья, энтузиазм сатанистов резко пошел на убыль. Их голоса стали тише, вопли реже, а свет горящих факелов слабее.
В конце концов, наступил момент, когда Гончая вообще перестала слышать человеческие голоса. Она долго вглядывалась в темноту за спиной, но рассмотрела лишь слабые отблески удаляющихся огней. Девушка облегченно выдохнула: оторвались.
– Ты как? – шепотом спросила она у своего спутника. – Держишься?
Священник не ответил, но когда она потянула его за собой, тут же сдвинулся с места. Гончая предпочла бы, чтобы он сопротивлялся, а еще лучше – спорил и возражал. Безмолвная покорность отца Ярослава пугала ее больше всего. Что за отраву влил в него Харон? Впрочем, какая теперь разница? В нынешних обстоятельствах от любой отравы существует только одно противоядие – чистая вода. Да и ту еще нужно найти.
