– Может, показалось что-то? – не унималась девушка.
Челноки переглянулись, и тот, кто держал в руках фонарь и ракетницу – видимо, старший, – сказал:
– Да, вроде, все нормально было. Только твой приятель поначалу как истукан стоял, а потом ничего – ожил.
Гончая оглянулась на Гулливера. Тот ушел довольно далеко вперед, его приземистая фигура с трудом различалась в темноте.
– Удачи на Третьяковской, – пожелала челнокам девушка и со всех ног бросилась догонять проводника.
Она все еще находилась под впечатлением увиденного. Будто слепленный из темноты уродливый головоногий (головорукий?) монстр так и маячил перед глазами. Но раз никто из челноков не видел мерзкой твари, значит, она была всего лишь плодом воображения Гончей – проще говоря, глюком, вызванным приемом стимуляторов, недосыпанием, болезнью и общей усталостью. После такого разумного и логичного объяснения следовало бы забыть о монстре. Вот только сделать это никак не удавалось.
* * *
Гулливер сдал под конец пути. Больше не вырывался вперед, шагал медленно и при этом тяжело дышал. Когда показалась станционная платформа Октябрьской, откуда на приближающихся путников равнодушно взирали двое часовых, вообще остановился и схватил спутницу за плечо.
– Чего-то мне паршиво, – признался он. – Слабость какая-то. Ты, это, поддержи меня.
Гончая заглянула проводнику в лицо. На бледном лбу коротыша блестели мелкие капли пота.
«Заболел он, что ли? Как некстати! Все метро боится эпидемий. Если стражники заподозрят неладное, нас немедленно вышвырнут со станции. А для пущей надежности могут и пристрелить».
Она оглянулась на часовых. Те уже переключились на что-то происходящее на платформе – видимо, оно представляло для них больший интерес. Но это ровным счетом ничего не значило! Гончая по себе знала, как опасны могут быть напуганные люди.
– Самогон есть? – спросила она у Гулливера.
– Зачем тебе? – нахмурился он.
– Есть или нет?! Отвечай, если на станцию попасть хочешь!
– Фляга в рюкзаке.
Железная армейская фляжка лежала сверху, что избавило Гончую от необходимости копаться в вещах проводника. Она сноровисто отвинтила пробку, понюхала содержимое, чтобы убедиться, что внутри действительно самогон, и протянула фляжку Гулливеру.
– Прополощи рот, можешь немного глотнуть, и прысни на одежду.
– Это еще зачем?
Он так ничего и не понял, а Гончая уже начала закипать.
– Делай что велю! Да живее, пока часовые на нас не смотрят!
Проводник, видимо, почувствовал непреклонность в ее голосе, а может, просто устал спорить, и отхлебнул из фляжки…
