Он уже хлопотал на кухне.
— Кофе? Вино? Коньяк? Что ты будешь?
— Коньяк. — Лариса огляделась. Обыкновенная, мало чем примечательная квартирка, стандартная, еще с советских времен, мебель, занавески с разноцветными ромбами, больше подходящие для детской комнаты, письменный стол с компьютером, книги на полках — не очень много, но все же. И диван — Лариса уперлась в него взглядом… Широкий. Господи, о чем она опять?
Он появился из кухни с подносом — рюмки с коньяком, нарезанный лимон, яблоки, виноград.
— Лариса, — произнес он медленно, почти по слогам. — Лариса. Ты не похожа на свое имя.
— А на какое похожа?
— Не знаю. Лариса — это крыса старухи Шапокляк. Прости, как врезалось с детства, так и сидит.
— Сам ты крыса, — по-детски обиделась Лариса.
— Согласен! — Он протянул ей рюмку. — Я готов быть кем угодно, только бы с тобой.
— Так я могу называть тебя крысой? — все еще обижаясь, спросила она. — Да?
— Да. — Он широко улыбнулся. — Да.
— Но… — Лариса смутилась. — Крыса — это женщина, правда?
— Наплевать. — Он залпом выпил коньяк. — Главное, чтобы тебе нравилось.
— Пусть будет Крысь, — решила Лариса. — Кстати, звучит почти ласково.
Так родилось его новое смешное имя.
…Лариса пила коньяк маленькими глоточками и старательно разглядывала комнату. Больше всего она сейчас боялась смотреть на Крыся, ей казалось, достаточно одного взгляда в глаза — и она окончательно потеряет себя. Нет, она не какая-нибудь там, она продемонстрирует ему свою независимость и стойкость. Вопрос, который назойливо бился ей в затылок: «А зачем ты вообще сюда приперлась?», Лариса пыталась отогнать, как мерзкую навозную муху. Затем! В голове почему-то крутились дурацкие стишки: «Паровоз летит, колеса стерлися, мы не ждали вас, а вы приперлися». Лариса откинулась на спинку дивана, закинула ногу на ногу, достала из сумочки сигарету, закурила. Да, вот так ведут себя женщины, знающие себе цену. Что бы еще такого ему изобразить? Лариса вспомнила, как Верка учила ее стильно стряхивать пепел — щелчком, и уже взяла сигарету в другую руку (левой она щелкать не умела), и вдруг Крысь начал хохотать. Он смеялся как ненормальный, вытирал слезы ладонями и все время что-то пытался сказать ей сквозь смех. Когда он угомонился, Лариса уже почти плакала.
— Ты такая смешная, — ласково сказал Крысь и, приподнявшись в кресле, дотянулся до ее лица и так же, как тогда, в первый раз, провел кончиками пальцев по ее щеке, по подбородку. — Ты такая смешная…
