В розовом, с прозрачными и светлыми стенами, зале лежали глубокие ковры и стояло несколько столов, покрытых золотом и розами. За столами были мужчины и дамы, веселые, в падающих с плеч и груди одеждах и сияющих камнях. У огня кружились, тихо и нежно танцуя, совсем голые люди.
Лена видела стол, и золото на нем, и розы и не помнила, как она очутилась среди гостей, и рядом кто-то наклонился к ней, лил ей в стакан холодное, горькое вино. Она слышала смех вокруг и пение, и совсем близко ласковый и задыхающийся шепот.
— Вы рады? Вы останетесь?
Альберт держал ее слабые руки и целовал медленно и тяжело. Воздух был дымный и жаркий, далекие стены и люди казались совсем туманными. На диване, за гобеленом тонкий юноша целовал даму, ее голые плечи и грудь. Танцующие, тихо кружась, приближались к столу.
Из широкой двери вошла в зал женщина. Она не казалась очень молодой, но ее чуть увядающая красота была пленительна до крайности. Она вся была завернута в серебро и на лбу горел большой зеленый камень.
Женщина улыбалась, говорила что-то и высоко держала руки, которые целовали обступавшие ее кавалеры. Потом она подошла к столу и, будто изнемогая от смеха, упала на широкую спинку кресла.
Альберт встал.
— Королева…
— Что?
— Королева Мария-Антуанетта. Она прекрасна, правда? Вы счастливы, Елена?.. Вы рады?
Лена уже ничего не понимала. Ее отуманили этот блеск и веселье, ей было сладко и хорошо.
Кто-то целует ее плечи, дышит тяжело и жарко. И слова — разве раньше с ней говорили так?
Какая счастливая королева, какая она красивая. Это принц, верно, бледный и влюбленный, — он лег у ее ног и целует их. У королевы зубы блестят, как алмазы.
— Вы любите меня, Елена?
— Мне хорошо… да…
— Пейте вино… Это последние годы… последние дни… Мы будем счастливы, да?
Он низко наклонился к ней и смотрел в ее закрытые помутневшие глаза.
Вдалеке все расступились. Поднялся занавес. Потом зажегся беловатый огонь. Кто-то сказал:
— Рождение Венеры из пены!
И вдруг, среди этих вскриков и смеха, заглушая музыку, голоса, и стоны, раздался длинный, тревожный и пронзительный свист оттуда, из-за моста, с другой стороны подземелья. Поднялся короткий, судорожный крик, и потом все смолкло. Только свист еще летел по тихим залам, трепеща и падая.
Тогда произошло что-то жалкое и страшное: люди метались и падали, некоторые бились на полу, крича и плача, другие стояли безмолвно, с потухшими, остановившимися глазами. Бегали из одного зала в другой и гасили свечи. Кто-то кричал, повелительно и гневно:
