- Фанфан!
- Да, мадам?
- Ты счастлив?
- О, ещё как! - воскликнул он, подумав о Фаншетте. - Тут мне так хорошо, мадам! - И только потом удивился - вначале потому, что ему задан был столь странный вопрос, а потом потому, что заметил - вопрос-то был спонтанный, но в его ответе могло быть нечто лживое. И потому вдруг нахмурился. Почему?
- Мне только чуть грустно, - решил сказать он правду. - Мой друг Гужон собрался покидать наш квартал. Его родители открывают магазин довольно далеко отсюда - где-то в Тюильри. Вчера узнав об этом, я ночь почти не спал.
- Это не так далеко, - ласково сказала Элеонора и взяла при этом за руку.
- Конечно нет, но по-старому все равно не будет. Мы не увидимся больше (и он вздохнул). И ещё говорят, что по жалобам монахинь из приюта всех шлюх заставят перебраться в другие места. И если Святой Отец и Николя Безымянный тоже уедут, я останусь совсем один!
После минутной паузы Элеонора, тронутая этой его внезапной меланхолией, сказала:
- Фанфан, ты бы хотел здесь жить? Тебе бы нравилось у нас?
- Здесь? - ошеломленно воскликнул он. - С вами?
Она кивнула. Фанфан огляделся, не веря своим глазам, потом рукою ткнул себя в грудь:
- Я?
- Да, ты! Ты, милый маленький беспризорник!
- О, я бы лучше жил здесь, чем с Картушем! - наивно заявил он и добавил в качестве пояснения: - Это мой старый друг, он орудует в районе Бастилии и вокруг нее. Я говорил себе, когда шел к вам, - чем быть одному, лучше присоединиться к банде Картуша!
- А что твоя семья?
- Ну, моя семья...
- Я знаю! - (Элеонора поднялась, взяла какую-то коробочку и протянула Фанфану конфетку). - О тебе уже никто не заботится, живешь зимой в этой ужасной кузнице, где нет огня, ешь, где придется, и часто никуда не ходишь, потому что тебе не нравится, что происходит дома. А ночью часто плачешь.
- О, это нет! Я никогда не плачу, никогда! - воскликнул он, словно его иголкой ткнули, но тут напоминание о его жалкой доле взяло свое, подбородок задрожал и Фанфан к стыду своему почувствовал, как по щекам его текут неудержимые слезы. Он вдруг захлопал носом, но между двумя всхлипами все же сумел спросить:
- Но как вы узнали, что я плачу? Ведь это видел лишь Святой Отец?
- Он рассказал своей матери... ну, а остальное... в чем ты ему не мог довериться, мне рассказала одна моя заказчица, мадам Трикото.
- Мадам Трикото?
- Мать Святого отца.
- О, мадам шлюшка? Я и не знал, как её зовут. Ну нет! Святой Отец, предатель чертов! Что он наговорил обо мне? Я ему задам!
