- Люди шьют карманчики для ангелов, - информировал меня Камагин. - Каждый на пяток гранат, а привешивать карманчики будем под крылья, там они незаметны.
Во время ночной прогулки по лагерю я набрел на Орлана.
Он шел без телохранителей, лицо его призрачно фосфоресцировало, он, видимо, как и я, обходил лагерь, но только снаружи. Я поспешно отошел, не завязывая разговора. В темноте, скудно озаренный перископами головоглазов, быстро погас светящийся силуэт.
Мери спала, обняв рукой Астра. Астр дышал, но очень слабо.
«Завтра, - говорил я себе, засыпая. - Завтра утром… Гравитация уменьшается…»
Утром Астр умер.
Меня разбудил крик Мери. Вскочив, я выхватил из ее рук сына.
- Нет! - кричала Мери, хватаясь за голову. - Нет, нет!
Я качал Астра, звал, умолял услышать меня. Последним усилием жизни он раскрыл глаза, потом по телу его прошла судорога, и он вытянулся у меня на руках.
Он лежал, одеревенелый, холодеющий, всматривался в меня невидящими глазами, все эти дни и часы перед смертью он не открывал глаза, а сейчас, умирая, открыл их, чтоб в последний раз поглядеть на мир, - и не увидел мира…
На крик Мери сбежались люди, рядом тяжело опустился Труб. Я по-прежнему держал Астра на руках, но глядел на Мери. Она упала, захлебываясь слезами. А я думал о том, что мне природа почему-то отказала в этом скорбном умении - выплакать свое горе.
Мои предки горевали и утешались рыданием, ликовали и открывали душу слезами, гневались и сострадали плачем, слезы омывали их души над трупами близких, в минуты ярости, над чувствительной книгой, от трогательного слова, от страшного известия, от неожиданной радости… А мне, их потомку, этой отдушины не дано, глаза мои всегда сухи…
- Эли! Эли! - донесся до меня шепот Андре. - Эли, он умер!
По лицу Андре катились слезы.
- Он умер, Андре, - сказал я. - Он был на три года моложе твоего Олега.
- Он был на три года моложе моего Олега, - тихо повторил Андре. Он вслушивался в свои слова, будто их произносил кто-то другой. Потом он умоляюще протянул руки. - Дай мне его, Эли.
Я передал ему Астра и опустился на колени рядом с Мери, обнял ее плечи, молча гладил ее волосы. Вокруг нас стояли друзья - безмолвные и печальные. Мери перестала плакать, вытерла лицо и поднялась.
- Что сделаем с ним? Здесь хоронить негде.
- Будем нести, - ответил я. - Будем нести до места, где можно вырыть могилу или где мы сами с тобой умрем.
Труб ударил меня крылом. Кипевшая в нем ярость вдруг вырвалась диким клекотом:
