Лежащий на жесткой койке мужчина взглянул на него и едва заметно пошевелил губами, не в силах что бы то ни было сказать: у него не было языка. Рядом с ним стоял массивный аппарат жизнеобеспечения, который, гудя, поддерживал дыхание и качал кровь по жилам.
— Должен сказать, мне очень нравится ваша принципиальность. В наше время это редкое качество. К сожалению, мало кто теперь готов жертвовать собой, как вы… «День крови», верно? Так она называлась? Слишком яркое название, но, вероятно, вы были тогда очень молоды, не могу вас осуждать. Вы все спланировали идеально, один из ваших соратников, господин Даттен, поделился со мной подробностями этой истории. Почти идеально… Жаль, что не выявили предателя, а иначе бы точно победили. Какая досада, все-таки, что был изменник.
Ринслейф опустил веки; нечто подобное он слышал каждый раз, когда к нему кто-нибудь приходил. За последнее время — один цикл или десять, он не знал — его посещали много раз. Вернесцы, актавейцы, лангориты и, конечно, федералы; они проводили с человеком по несколько минут, высказывали последнему герою вольного Секкина свое восхищение, уходили и больше никогда не возвращались.
— Вы, верно, думаете, что я какой-то историк или журналист. Нет… — пожилой человек наклонился к больному и зашептал ему прямо в ухо. — Федерация Юга верит в вас.
Живой труп широко распахнул глаза и взглянул на старика со смесью удивления, радости и… страха? Он отчетливо помнил, как люди Федерации помогали повстанцам в дни войны; на их поддержке и держалось восстание. Ринслейф понимал, конечно, что он и его товарищи были для федералов лишь пешками в их бесконечной борьбе с Лангорской империей, но его это не задевало — в конце концов, истории безразличны маленькие люди, рассуждал он. Попав в плен, Ринслейф смирился и уже полагал, что его ждет болезненная, ужасная, но спокойная вечность; чего же теперь хотела от него Федерация?
— Я понимаю, вы удивлены; не беспокойтесь, камеры отключены, нас никто не услышит, — сказал старик. — Я глубоко убежден, что люди должны помогать друг другу. То, что с вами произошло, ужасно. Сделать человека донором против его воли… из вас извлекли все, что только можно было извлечь. Сердце, легкие, печень… Остается только мозг. Страшная казнь. Лангориты, эти звери, они не знают жалости, и вы, господин Ринслейф, не хуже меня осознаете, что этому нужно положить конец. Вы, должно быть, думаете сейчас, что ничем не можете помочь, лежа на этой койке. Унизительно, но не беспокойтесь… доверяйте нам.
