«Эри, — думал Ит. — Берта. Дети. Фэб. Кир. Джесс. Ри. Мотыльки. Все, кого я знаю. Я это делаю ради них. Ради них я должен остаться на этой планете, в этом мире, я должен понять, что тут затевается, я должен узнать, что можно изменить, ради того, чтобы спасти и вызволить Эри, чтобы понять, что же такое фрактал, чтобы идти дальше, я должен, должен, должен… Ведь это не больно, нет, просто надо как-то сделать, чтобы… чтобы тело было отдельно. Отдельно от головы. Ааа… что за чушь, боже, какая чушь, да отруби ты мне голову, Саб, не могу, не удержусь, пусть оно умрет, то, что меня держит, пусть оно умрет во мне, иначе я сам умру, не могу, не понимаю, что это, зачем…»
— Дыши медленнее, — такое ощущение, что голос Саба доносится с верхушки огромной горы, он приглушенный, словно бы смазанный огромным расстоянием. — И отпусти мою руку, придурок!..
Что-то взрывается в голове, и не только в голове, и на секунду дышать становится легко-легко, а голос Саба и вовсе куда-то пропадает, но потом снова появляется, всё в той же дали, всё с той же горы.
— Рыжий, дай новый зонд.
— Рефрактор есть?
— Три-пять минут. Он тут первые два часа всю вашу семью помянул, и не по одному разу. Кто такая Эри?
— Подруга, — в голосе Скрипача чувствуется недоумение. — Он имена называл, что ли?
— Ну да. А Берта — это кто?
— Наша жена.
— Дети?
— Наши дочери.
— Фэб — я уже понял, кто. Кир?
— Мой бывший.
— Джесс? Ри?
— Лучшие друзья, из людей, муж с женой.
— Мотыльки?
— Тоже друзья, пилоты, мы работали вместе.
— С подругой, вы, видимо, спали, — смеется Саб. — Иначе она не была бы первой.
— Ну, спали, — признает очевидное рыжий. — И что с того?
— А то, что из Ита получается смешной поборник морали.
— Я ему про это сто раз говорил, — вздыхает Скрипач. — А толку… Саб, зонды снизу еще принести? Или этих трех хватит?
— Хватит, думаю. Если хочешь, ложись спать. Тут надолго.
— Посижу, почитаю. Саб, там на утро три вызова.
— Вот сам и слетаешь. Так, иди, опять рост пошел. Но уже лучше, почти семь минут. Еще часа за три вырастет до получаса, а то и больше. Вот только сердце я бы поддержал, и принеси со второго корабля мой чемодан, там есть концентратор. Мне не очень нравится, как он дышит. Хочу подстраховаться.
— Сам слетаю? — Скрипач удивился. — Отпустишь?
— А что делать? Отпущу, ничего другого не остается. Поэтому принеси, что я сказал, проверь облачение и чемодан, а потом иди спать. Завтра тебе понадобится свежая голова.
* * *
За окном — рассвет, самое начало осени, но рассвет уже более поздний, и какой-то блеклый, бледный. Кто убрал завесу? Саб? Наверное. Рассвет, и слышно, как шумит море — лениво, ритмично, размеренно. Лежать, оказывается, неудобно: левая рука затекла до полной потери чувствительности, а стол все-таки слишком жесткий. На кровати, наверное, было бы гораздо удобнее. Хорошо, что сознание прояснилось, уже нет той мути, которая была ночью. Но у этого прояснения есть и минусы: теперь стало понятно, что же все-таки хочется, и в каком виде хочется, и, что самое скверное, стало понятно, что на то, что хочется, сил не осталось совершенно.
