— Просто ты не хочешь, чтобы твою голову заливали кедровым маслом и посылали в дар местному правителю. — Торгейр вспомнил о судьбе недавно погибшего на юге отряда норвежцев явно не к месту, воины приуныли еще сильнее.
— На восток, в Гардарики! Или дальше в Миклгард!
— В Гардах, с тех пор, как их правители породнились с данами, тоже нерадостно. Слухи, что оттуда доходят, ясно указывают — эти новые вожди умеют демонстрировать недовольство незваными гостями. В Миклгард же без их разрешения не пройдешь. Да и далеко это.
— Может, острова, что лежат на закате?
— Там нет богатых поселений. Люди рвутся туда из-за земли. А я себя с сохой как-то слабо представляю.
— Балты или курши!
— Они от саксов недалеко ушли. Охота тебе за ними по чащам ноги ломать.
— У англов от нашего брата не продохнуть!
— Скотты и без нас друг друга отлично грабят!
— Может снова к финнам? Там хорошо. — Неожиданно выдал Хререк.
Шутку не оценили. В сторону «советчика» полетели ругательства и огрызки костей.
— Данмарк! — прогудел со своего места подзуженный Торгейром Бьёрн.
Несколько мгновений в зале стояла мертвая тишина.
— Ты еще к свевам нас пошли, — сквозь зубы прошипел один из старших хирдманов. — Или в Эстланд.
— А что, Эстланд это идея, — впервые с начала спора подал голос Хьяль.
— Совсем скорбен разумом стал, Безумный? На соседей нападать плохая примета, знаешь ли. К длинным ладьям и пожарам по осени.
— Веришь в плохие приметы после этого лета, Гейр? — От Хьяля не укрылся недовольный взгляд, брошенный в его сторону Агнаром, но он решил идти до конца.
— Как никогда раньше. А тебе, смотрю, Безумный, чересчур богатое воображение все покоя не дает. Хорошо по башке треснули, там в ущелье.
Даже позже, на трезвую голову Хьяль так и не смог понять, что с ним тогда произошло. Все, что он помнил, это как окружающий мир внезапно сжимается в точку, и в нем остается лишь ухмыляющееся лицо Торгейра.
Скальд пришел в себя прижатый к столешнице обхватившим его за плечи Ульфом. Глаза застилала алая мгла.
— Пусти! Все нормально! — Хьяль с трудом разжал ладонь. Рукоять ножа глубоко врезалась в кожу, отпечатавшись рифленкой обмотки.
Хирдманы замолкли, потрясенно глядя на скальда. Особенно удивленным выглядел явно не ожидавший такой реакции Торгейр.
— И что мы в итоге имеем? — Конунг говорил тихо, словно рассуждая сам с собой, но в наступившей гнетущей тишине голос раскатисто разносился по залу.
— Фризы… У фризов прекрасная шерсть. В смысле, овечья шерсть… Вот только, даже если мы загрузим ею корабли до отказа, при дележе выйдут сущие гроши — девке на платок не хватит… Саксы… Леса, звери и нищета… Франки… — Конунг криво ухмыльнулся. — Летом были франки. Вспомните, сколько раз мы встречали северные ладьи, возвращаясь по той злосчастной реке… Даны и свевы — соседи. Что у них есть такого, чего нет у нас?.. На острова англов давно уже впору не в набеги ходить, а к родне — в гости… Гарды и Серкланд далеко, туда с зимовкой надо. Понятно, вы-то с радостью. Но урожай кто собирать будет?.. Эстланд… наоборот слишком близко. Торгейр в этом случае, как это ни удивительно, прав. Оказывается, даже такое в жизни бывает — в чем-то правый Торгейр.
