– Я не знала, что у тебя это так серьезно, – удивилась Гелла.
– Я жил в комнате Джованни несколько месяцев. Больше я этого не выдержу. Мне надо отсюда уехать. Ну пожалуйста.
– Я только не понимаю, как его комната связана с бегством из Парижа. – Гелла издала нервный смешок и слегка отодвинулась.
Я вздохнул.
– Гелла, поверь, у меня нет сил пускаться в долгие объяснения. Но если я останусь в Париже, то буду постоянно сталкиваться с Джованни, и тогда… – я замолчал.
– Почему это тебя так волнует?
– Ну я ничем не могу ему помочь, а он видит во мне богатого американца. Это трудно вынести, Гелла. – Я замолчал, сел на кровати и смотрел в темноту за окном. Гелла внимательно наблюдала за мной. – Как я говорил, он славный малый, но слишком надоедливый, и еще вбил себе в голову, что я чуть ли не сам Господь Бог. А его комната – такая вонючая и грязная. К тому же скоро зима, начнутся холода… – Я повернулся к Гелле и обнял ее. – Послушай, давай уедем. Потом я много чего тебе расскажу, но только… только когда нас здесь не будет.
Последовало долгое молчание.
– Ты хочешь уехать прямо сейчас? – поинтересовалась Гелла.
– Да. Как только придут деньги. Снимем где-нибудь дом.
– Ты уверен, что не хочешь вернуться в Штаты? – спросила она.
Я даже застонал.
– Да. Пока не хочу. Я говорю не о том.
Гелла поцеловала меня.
– Мне все равно, куда ехать, – сказала она. – Главное, что мы вместе. – И легко оттолкнула меня. – Уже почти утро. Стоит немного поспать.
В комнате Джованни я оказался поздно вечером на следующий день. Мы гуляли с Геллой у реки, а позже я напился, побывав в нескольких бистро. Со мной в комнату ворвался свет, и перепуганный Джованни сел в кровати с криком: «Qui est là? Qui est là?»[120]
Слегка покачиваясь на пороге, я сказал: «Это я, Джованни. Успокойся».
Джованни посмотрел на меня, повернулся на бок и зарыдал.
Господи, подумал я, только этого не хватало, и осторожно прикрыл дверь. Вынув сигареты из кармана куртки, я повесил ее на спинку стула. Зажав пачку в руке, подошел к кровати и склонился над Джованни.
– Кончай плакать, малыш! – сказал я. – Не плачь, пожалуйста!
Джованни повернулся и посмотрел на меня. В красных, воспаленных глазах стояли слезы, а на губах дрожала странная улыбка – жестокая, стыдливая и одновременно радостная. Он потянулся ко мне, и я отвел с его глаз упавшие непослушные волосы.
– От тебя несет вином, – сказал он, помолчав.
– Я не пил вина. Тебя это испугало? И потому ты заплакал?
