– Не понимаю, что за особые трудности. По крайней мере, если рядом есть мужчина.
– В том-то и дело, – сказала она. – Разве не унизительна необходимость искать мужа?
– Пожалуйста, не надо! – отмахнулся я. – Женщины, которых я знаю, не испытывали никакого унижения от замужества.
– Уверена, ты никогда не рассматривал их жизнь под этим углом, – настаивала Гелла.
– Конечно, нет. Надеюсь, и они не рассматривали. А тебе что за дело? Ты на что жалуешься?
– Я не жалуюсь, – сказала она, мурлыча себе под нос какую-то игривую мелодию. – На что мне жаловаться? Но, согласись… тяжело зависеть от какого-то грубого и небритого чужого мужика, пока ты не стала самой собой.
– Я что, похож на грубого чужого мужика? – воспротивился я. – Да, возможно, мне стоит побриться, но это твоя вина. От тебя невозможно оторваться. – И я с улыбкой ее поцеловал.
– Ну сейчас ты не чужой, – сказала Гелла. – Но раньше был, и я убеждена, что когда-нибудь опять будешь чужим – и не раз.
– Если до этого дойдет, – возразил я, – тогда и ты будешь для меня чужой.
Гелла взглянула на меня, лукаво улыбаясь.
– Я? Понимаешь, когда я говорю о том, каково быть женщиной, я имею в виду, что мы можем пожениться и прожить вместе лет этак пятьдесят, и все это время я могу быть чужой, а ты этого и не заметишь.
– А если я буду чужим, ты, выходит, заметишь?
– Для женщины мужчина всегда остается чужим, – сказала она. – Это особенно ужасно – быть во власти чужого человека.
– Но мужчины тоже зависят от женщин. Об этом ты не подумала?
– А! – отмахнулась она. – Слышали такое – мужчины зависят от женщин! Просто мужчинам нравится так думать, это оправдывает их женоненавистничество. Однако если все же какой-то мужчина находится во власти определенной женщины – что ж, он перестает быть мужчиной. А женщина попадает в ловушку, откуда нет выхода.
– Значит, ты хочешь сказать, что я не могу зависеть от тебя? А ты от меня можешь? – Я от души рассмеялся. – Хотел бы я увидеть мужчину, от которого ты будешь в зависимости.
– Что ж, веселись, – насмешливо отозвалась Гелла. – Но в том, что я говорю, есть рациональное зерно. Именно в Испании я поняла, что никогда не была свободной и не буду свободной, пока не привяжусь, вернее, не доверюсь кому-нибудь.
– Кому-нибудь? А может, чему-нибудь?
Гелла помолчала.
– Не знаю, – заговорила она наконец. – Я начинаю думать, что женщины привязываются к чему-то, когда у них нет выбора. Ради мужчины они все бросят. Женщины никогда не признаются в этом, и не все из них с этим смиряются. Но последних такое упорство морально убивает, хотя, возможно, я хочу сказать, – прибавила она после минутного замешательства, – что оно может убить меня.
