, рядом с нами, она до конца была возле нас — и, может быть, даже заглядывала в это окно и видела, как вы, дамы и господа, отплясываете здесь в пьяном угаре; не отрицаю, что, возможно, она и нас видела, спрятавшись за каким-нибудь деревом или за стогом сена, когда мы, вымокшие до нитки, изможденно брели от столба к столбу по тракту к нашей конечной цели — усадьбе Алмаши; да, она была где-то рядом, на расстоянии вытянутой руки от нас, и никто, повторяю, никто не поспешил ей на помощь, ее голос — а она, я уверен, взывала к нам, пыталась дозваться кого-нибудь в свой последний час! — относило ветром и заглушало вашими пьяными воплями, дамы и господа! Так что это была за игра кошмарных случайностей, спросите вы, что за дьявольская гримаса судьбы?.. Не поймите меня неправильно, я никого конкретно не обвиняю… Я не обвиняю мать, которая, может быть, до конца своей жизни не сможет спокойно уснуть, ибо она никогда не простит себе, что тогда, в тот роковой день… слишком поздно проснулась. Я не обвиняю — в отличие от вас, друзья! — и брата жертвы, сего подающего большие надежды юношу, который видел ее последним, в каких-нибудь двухстах метрах отсюда, от места, где мы сейчас сидим, в двухстах метрах от вас, дамы и господа, вас, которые, ни о чем не догадываясь, терпеливо ожидали нашего прибытия и под конец, опьянев, погрузились в мертвецкий сон… Нет, я не обвиняю никого лично… и все же… позвольте задать вам вопрос: не являемся ли мы все виновными? Не честнее ли будет, вместо поисков оправданий, прямо сейчас откровенно признать, что обвинение можно предъявить нам всем? Потому что — и в этом госпожа Халич тысячу раз права — мы не можем ради успокоения совести обманывать себя, говоря, что случившееся есть результат непредвиденного стечения обстоятельств, с которым мы ничего не могли поделать… Это вовсе не так, и в ближайшее время я надеюсь вам доказать это! Давайте рассмотрим все по порядку… разберем до мельчайших подробностей всю жуткую совокупность событий, ибо главный вопрос — и вы должны помнить об этом, дамы и господа! — заключается в том, что́ случилось здесь вчера утром… Потому что… представьте себе, всю прошедшую ночь я метался в постели без сна, пока до меня не дошло!.. В самом деле, мы ведь не знаем не только того, каким образом произошла трагедия, но нам неизвестно даже, что именно произошло… Дело в том, что имеющиеся в нашем распоряжении данные и свидетельства настолько противоречат друг другу, что надо быть — по общеизвестному выражению — семи пядей во лбу, чтобы что-то увидеть в этом подозрительном мраке… Ведь единственное, что мы знаем — это то, что ребенка не стало. Что, честно сказать, немного! Вот почему, думал я, лежа в кладовой, которую бескорыстно предоставил мне на ночлег господин корчмарь, у нас нет другого пути, кроме как продвигаться вперед шаг за шагом, и я убежден, что это единственный правильный метод… Давайте же соберем все, даже самые незначительные на первый взгляд детали, ничуть не колеблясь, если вспомнится какая-то несущественная, по вашему мнению, подробность… Подумайте, нет ли чего-то, о чем вы вчера забыли мне рассказать… потому что лишь так мы можем надеяться найти объяснение и, может быть, оправдание в нелегкие минуты предстоящего разбирательства… Используем же с умом оставшееся в нашем распоряжении недолгое время, ибо никто, кроме нас самих, не прольет свет на драматические события минувшей ночи и утра.
