Зюхер несколько мгновений задумчиво смотрел на Карбича, наконец, жирные губы разлепились:
— Я не могу ответить, майор. Не в моей компетенции…
Карбич открыл было рот — спросить: «А в чьей же?», но… догадался и так… в чьей… «Только этого еще не хватало!»
Все-таки не увернулся! Вернее, отскочить то он отскочил, вот только вместо небольшого обломка рухнула громадная глыбища, вся в острых ребристых сколах, шарахнула вскользь по ноге. Хак выругался в голос и запрыгал по забою сначала на одной ноге, а потом нещадно хромая. Кое-как стерпевшись с болью, парень сел на поверженную глыбу и приподнял ветхую штанину. Нижний край потемнел от крови, в башмаке погорячело и захлюпало, нога выглядит так, словно сунул её в пасть крокодила. Очень голодного и злого… Подошёл Гансауль, присел рядом на корточки. Хак покосился на черноволосого великана, стиснул зубы, чтоб не стонать от боли — на руднике слабаков не любят.
— Сломал?
— Вр… вроде нет.
— Дай гляну!
Гансауль взялся бесцеремонно ощупывать, пальцы залило кровью, Хак готов был заверещать от боли и лягнуть напарника здоровой ногой, но тот вскоре закончил осмотр.
— Цела, сильный ушиб, конечно, и рассекло до самой кости…
Гансауль надгрыз ткань и оторвал полосу, укоротив свою рубаху понизу сантиметров на пять. Туго перетянул рану, под повязкой зажгло, но стало чуть легче.
— Промыть бы и зашить не мешало, но увы…
Хак вытер бисеринки пота со лба, хрипло спросил:
— Может в лазарет попроситься?
Гансауль хмыкнул и вернулся к работе. Хак долго смотрел ему вслед, наконец, не выдержал:
— Что?!
— Ты был там хоть раз?
— Нет.
— Тут лечат только тех, кто представляет ценность для начальства. А остальных… либо в Яму, либо пинка под зад, чтобы бегом обратно в забой. Ещё говорят Мердок, главный лекарь, молоденьких мальчиков любит, у него там целый десяток — постоянных больных. Но не думаю, что такое… «лечение»… тебе понравится.
— Да уж…
По забою разнеслось звяканье железяки, рабочий день окончен, каторжники должны вернуться в «ночлежки» — камеры возле подъемника из решеток с толстыми прутьями. Хак поковылял вслед за Гансаулем, оставляя за собой темные капли. На холодном каменном полу «ночлежки» куцые охапки гнилой соломы и грязные тряпки служат постелью. Спустился надсмотрщик, запер заключённых на ночь, перед этим пересчитав пальцем, как овец. Теперь в руднике будет царить тишина, прерываемая тяжёлым надсадным кашлем. Нижние горизонты не охраняются, да и зачем — бежать некуда, единственный выход наружу здесь только через шахту подъемника. У каждого горизонта своя норма выработки за день, если не сделают, сверху спустится «карательный» отряд из надсмотрщиков и гарнизонных вояк. Всыпят плетей, а особо недовольным могут и голову проломить. Так что работают все, бездельничать опасно для жизни. Хак долго укладывался, стараясь поудобнее пристроить изранненую ногу, наконец затих, его «сокамерники» уже храпят вовсю. «Вот и ещё один день прошёл…»
