По Лао-цзы, чтобы достичь у-вэй, нужно отбросить, а не приобрести, постепенно освободить ум и тело, отказаться от книжной мудрости и искусственно взращиваемых желаний. Целью является расслабление до степени абсолютного недеяния (у-вэй) и бессознательности, подобной погружению в теплую ванну:
Когда учатся, имеют каждый день прибыток, а занимаясь Дао, ежедневно терпят умаление. Умаление следует за умалением, и так доходят до бездействия. Но в состоянии бездействия непременно действуют. Поднебесную берут незыблемо посредством недеяния. А кто при помощи деяний собирается взять Поднебесную, тому для этого их никогда не хватит.
Лао-цзы иногда называет это конечное состояние “естественностью” или “самоестественностью” (цзижань,). Как необработанный материал, совершенно естественный человек избавляется от “лоска” цивилизованности и возвращается к своей истинной природе, простой и чистой.
Но как это сделать? Любой, кто способен прочитать “Дао дэ цзин”, принадлежит к образованной элите (то есть уже “заражен” культурой) – к той самой социальной группе, к которой принадлежат грубияны-отшельники, на страницах “Лунь юй” потешающиеся над Конфуцием. Как можно ученого педанта превратить в человека безыскусного? Может сложиться впечатление, будто Лао-цзы думал, что спасительное влияние оказывает просто изучение его текста. Мы видим намеки на технику, которая станет заметнее в “Чжуан-цзы” и превратится в практику чань(дзэн) – буддистского коана: использование парадоксального языка или экспрессивной поэзии, чтобы сбить с толку. “Если Дао могут высказать, Дао не является незыблемым, – заявляет Лао-цзы, – если могут назвать имя, имя не является незыблемым”. Этот парадокс довершает соображение: “За сокровенным – сокровенное, врата множества чудес”. Мы видим загадку, которая, похоже, не имеет ответа (по крайней мере, в рамках обыденной логики). То же самое можно сказать про дзэнские коаны вроде “Каким было твое лицо до рождения твоих родителей?” или “Что представляет собой звук хлопка одной ладонью?” Эти парадоксы воспринимались дзэн-буддистами как “врата” или “двери” мудрости, потому что человек, сталкиваясь с ними, может вырваться за пределы обыденного мышления. Точно так же мы вправе считать, что “сокровенное”, которое Лао-цзы просит читателей обдумать, должно служить тайным ходом за пределы языка.
Однако дзэн не ограничивался размышлениями над коанами. Они всегда сочетались с той или иной медитативной практикой. Точно так же в “Дао дэ цзин” мы видим намеки на то, что у Лао-цзы был более конкретный рецепт: набор медитативных практик или духовных упражнений. Например, один фрагмент состоит из риторических вопросов:
