– Вуаля, – Соня вытащила из рюкзака тетрадку, – а мы уже. Мы записали всех, кто во время войны жил. И с некоторыми даже поговорили. Но про Старцева нам почти ничего выяснить не удалось. Кто-то был еще маленьким совсем, кто-то не в курсе. Но один дед, представляете, что сказал? Что помнит, как его отец всегда плевался, когда мимо дома у водокачки проходил, и говорил, что там во время войны предатель жил, бывший учитель немецкого. Так что мы теперь знаем, где его дом. Можем показать.
Яков Семенович заулыбался:
– Молодцы! Отлично. А охотно люди с вами разговаривали?
– С Сорокой-то? – усмехнулся Даня. – С ней попробуй не поговори, она как начнет трындеть.
– Трындеть?! Да я ценную информацию добывала, – возмутилась Соня, – ты бы без меня вообще не справился.
– Да чего там ценного? Одна бабулька целый час перечисляла своих родственников, с кем там что во время войны случилось и как они там потом женились, детей рожали. А другая, которая раньше в магазине работала – я ее помню, – рассказала, как они с братом к партизанам попали.
– Ага, – перебила Соня, – представляете, родителей их расстреляли, и фашисты хотели их в лагерь отправить. Но дядя Коля их к себе забрал, а потом к партизанам по реке переправил. Она мало чего помнит, ей только пять лет было, а брату – два.
– А потом еще наша соседка, баба Нина, про своего дядю рассказывала, как он в наступлении участвовал, город освобождал. В общем, наслушались историй.
– По-моему, для первого раза просто замечательно! Вы к дому Старцева сходите, потом расскажете. А у меня к вам вопрос про Библионочь и литературный аукцион…
Яков Семенович вкратце рассказал, как он думает всё организовать. Мы разочарованно застонали, узнав, что ни вампиров, ни привидений не предвидится, а вместо этого нам надо превратить комнаты библиотеки в какие-то литературные произведения.
– Детский сад какой-то, – махнул рукой Виталик, когда мы вышли из библиотеки. – Ну, до субботы, ватсоны!
– Может, прогуляемся в парке? Погода хорошая! – предложила Соня.
Погода и правда была почти весенняя, и то ли из-за пробивающейся сквозь черную грязь новенькой травы, то ли из-за набухающих на ветках почек казалось, что вот-вот вылезет, проклюнется что-то новое, свежее, необычное. Все шли молча и думали каждый о своем. Мне очень хотелось верить, что, освободившись от долгой сонливой зимы, мы наконец проснемся и совершим какой-то настоящий поступок: вон, сестру Ромкину спасем, что ли, или про Старцева выясним. Но пока и то, и другое было недостижимо. К тому же я так и не могла понять, что делать с новым знанием об Алмихе. Рассказывать остальным, что он тоже Старцевым интересуется, или пока не стоит?
