– У-у-у, – протянул Даня, – лучше бы «Рамштайн» послушали. Моцарта нам и в школе включают.
– Дурак, – хлопнула его по руке сестра, – это Третья симфония Бетховена. Да, Яков Семенович?
Яков Семенович вздрогнул и молча кивнул.
– Ее еще «Героической» называют, – продолжала Соня. – Бетховен ее вроде для Наполеона написал, но потом он в этом Наполеоне разочаровался и название поменял.
– Вот-вот, – еле слышно сказал Яков Семенович, когда музыка смолкла. – Ну что, готовы?
– А что тут размусоливать? – Виталик протянул ему закрашенные листы. – Снег белый, ночь черная.
– У всех? – Яков Семенович явно ждал чего-то другого.
– У меня голубой снег, – я передала свой листочек. – Когда вечереет, на снег ложатся тени.
– Интересное наблюдение, – оживился Яков Семенович, – а тут у нас что?
Он с трудом протиснулся к Роме между столом и роялем и заглянул тому через плечо.
– А вот это уже совсем интересно. Сколько цветов вы использовали, Роман?
– Да в общем-то, все, что были, – смутился Ромка, – просто снег… он такой разный бывает, да и ночь тоже. Ты чего на меня уставилась, Стаська? – окончательно растерялся Роман.
– Прекрасно! – возрадовался чему-то Яков Семенович, возвращаясь на свое место. – Запомните эти слова!
– «Ты чего на меня уставилась, Стаська»? – хохотнул Виталик, но Яков Семенович грозно зыркнул на него, и тот сразу затих.
– Нет, – глядя Виталику в глаза, отчеканил Яков Семенович, – про снег, что он разный бывает. А еще запомните то, что нам тут не совсем вовремя, правда, Соня про «Героическую симфонию» вещала. Это была разминка. А теперь задание для творческих личностей, кто себя к таковым относит. Вот вам портреты, пофантазируйте об этих людях, напишите о них. Какие они? Что они делали час назад, с кем говорили? Способны они поссориться? А пробежаться босиком по траве? В общем, напишите их историю. Вперед! У вас двадцать минут.
Яков Семенович рассыпал по столу распечатанные фотографии. Здесь были физиономии на любой вкус: курносая веснушчатая девчонка в ромашковом венке, улыбающийся старик с морщинистым и темным лицом, похожим на сушеный чернослив, мрачный черноволосый и нахмуренный мужчина с пронзительным взглядом и саркастичной ухмылкой.
Я выбрала фотографию старушки в старомодной шляпке. Немка или англичанка. Какая она? Я зажмурилась – так всегда лучше фантазировалось – и представила, как старушка выходит с чайным подносом из аккуратного бирюзового дома, садится на узорную литую скамейку, достает тетрадь в тканевой обложке и записывает свои воспоминания. У нее давно уже выросли дети и внуки, они живут в городе и навещают ее на выходных, она радуется их приезду, выслушивает новости и никогда не читает нотаций. Она проводит дни за чтением и разговорами с подружками. Настоящий божий одуванчик. Но иногда ей хочется совершить какую-нибудь авантюру, и тогда она отправляется в путешествие или пускает к себе в дом цыганский табор.
