Загорова передала, что ушная раковина ободрана, рваная рана идет до затылка, с черепа сорвана кожа. Температура сейчас тридцать девять.
— Пульс? Какое было лечение? Есть ли там врач?
— Врача нет. С Дикого предложили делать сульфидиновые повязки… три недели не позволяли вставать.
— Это хорошо, — сказал профессор.
— Была ли тошнота и рвота? — спросила Загорова.
— Кажется, я это не успел еще спросить, — недовольным тоном сказал профессор. — Впрочем… это как раз и важно знать.
— Вначале не было, — передавала ответ Загорова. — Но в последние три дня появилась. Рвота усиливается, если повернуть голову. Раньше из уха шла кровь… теперь гной.
Профессор покачал головой.
— Попроси показать больному обыкновенную чашку и спросить его, что это такое, — предложил он.
Гости недоуменно зашептались.
Загорова передала распоряжение профессора.
— Чашки у них нет, есть только кружка, — сказала она.
В полной тишине люди мысленно представляли себе, как к лежащему на шкурах больному подносят кружку.
— Они показали кружку. Он говорит: «Это для того, чтобы пить».
— Так, — сказал профессор, снимая очки и протирая их платком; у него оказались голубые, почти синие глаза. — А часы у них есть? Пусть покажут.
— Он ответил: «Это для того, чтобы… время».
— А сахарница? Есть у них сахарница? — говорил профессор, надевая очки и оглядывая приготовленный для встречи Нового года стол.
— Сахарницы нет.
— Ну, а бутылка водки найдется? Пусть покажут больному.
— Вот это непременно узнает, — сказал низким шепотом летчик Загоров.
— Спирт есть. Показали бутылку спирта. Больной ответил: «Это для горького… и жжет».
— Мне все ясно, — сказал профессор. — Поблагодарите больного.
— Можно кончать связь? — спросил контр-адмирал, беря из рук Загоровой трубку.
Профессор кивнул, потом сказал:
— Амнестическая афазия. Бывает при абсцессе мозга, левой височной доли. Удар был по левому уху?
— По левому, — подтвердил капитан «Седова».
— И как же? — спросил контр-адмирал.
— Очень плохо. Неизбежная смерть, если…
— Если? — разом спросили капитан «Седова» и адмирал. Обветренное лицо капитана и чуть рябое лицо адмирала были одинаково встревожены.
— Если немедленно не сделать трепанацию черепа.
— Нужна срочная операция, — вставила Загорова.
— Это невозможно, — вздохнул Борис Ефимович. — Никакой корабль не пробьется к острову раньше августа. Никакой самолет не сядет сейчас ни на острове, ни около него.
— Значит… приговорили? — медленно выговорил адмирал.
— Я не знаю, я не полярник, — раздраженно сказал профессор. — Не берусь судить, можно ли доставить на остров хирурга, способного провести эту очень сложную операцию… но он там необходим.
