И он записал что-то на листке.
— А ещё мне надо чем-то дышать. Воздух таким густым становится…
— Да? — удивился Димка. И написал что-то опять. — Я не знал… Тебе нужен будет кислородный аппарат. Или сжатый воздух в баллоне…
Я представил себя в акваланге, гидрокостюме и ластах. С чудовищными часами на руке. И не смог удержаться от нервного смешка. Хрононавт…
— Чего ты смеёшься? Я не хочу встречать обратно твой холодный труп! — как всегда со мной он был сама учтивость. Но я привык к этому. К тому же хорошо, что обо мне хоть кто-то и хоть как-то заботится.
Ещё был у меня вопрос про яркий и тусклый свет. Которые возникали при движении в прошлое и обратно. Димка сказал, что вот это может быть каким-то психическим явлением, связанным с моими переживаниями. И мы немного поспорили. В конце концов ему пришлось сказать:
— Ладно-ладно! Сейчас посмотрим. Дай-ка свой смарт!..
Хотя там явно была полоса яркого света, когда начался процесс. Но я вынужден был Профессора огорчить. Ту историческую запись в его туалете я стёр в тот же день. Файл, когда я его хотел перекачать на ноутбук, оказался с браком, и мне пришлось его смахнуть и со смарта.
— Хорошо! В следующий раз будем снимать всё подряд. Надо будет готовиться. И испытать на всё более продолжительной дистанции. Просто так, без подготовки нельзя. Очень опасно!
Его «очень опасно» меня окончательно добило. Я стал смеяться до икоты. Совершенно безо всякой подготовки я шнырял уже два раза! И теперь человек, который сам не может этого сделать, пытался объяснить мне, что это «очень опасно»!
Правда, это у меня точно нервное. Надо сосредоточиться на серьёзном! И я ещё не забыл, что сегодня обещал навестить бабушку Лиду.
* * *
Моя бабушка, Лидия Андреевна, раньше работала врачом в городской поликлинике. И пока был жив дед Саша, она продолжала трудиться. Лет до шестидесяти пяти, наверное. Потом стала пенсионеркой. Безвыходно сидит теперь дома. Большой надежды, что она вспомнит что-либо из своей прежней жизни, у меня не было. К тому же почти решился вопрос с информацией о происхождении моих «котлов». Но раз я обещал, следовало прийти и поговорить. Часы, чтобы бабушку не смущать, я оставил дома, на столе.
Бабушка неожиданно расплакалась, когда я сказал, что хочу побеседовать с ней о дяде Вите. Она сказала, что Витя был её любимым сыном. Видимо, она искренне считала Виктора Александровича своим сыном, забыв, что когда-то нашла его на улице. Я напоминать о таких мелочах посчитал грубым и жестоким. Мы и без этого мило побеседовали.
