Путь усталости | страница 6
Каким я был еще совсем недавно.
Я догниваю тихо и бесславно,
Как в вянущей траве упавший плод.
Довольно, сердце! Замолчи и ты,
Не бейся птицей в ребра темной клетки,
Учись следить, как, вздрагивая, ветки
Роняют запоздалые листы.
Мюнхен, октябрь 1945.
ГАМЛЕТ
Есть право умирать и право жить, —
Слова покрытые столетней пылью.
И Гамлетово «Быть или не быть?» —
Крик жалкий оскорбленного бессилья.
Упрямо строя мир тебе чужой,
Себя, в себе, убив твоей рукою,
Ты поле счастья обошел межой
И не пришел к желанному покою.
И вот теперь лежишь едва дыша,
Рукой впотьмах за папиросой шаря.
И чувствуешь, как ежится душа,
Как будто бы сейчас ее ударят.
О, как в себе разрушить эту ночь,
Навстречу солнцу вырваться наружу,
Когда не можешь никому помочь,
А сам себе уже давно не нужен.
Когда ты обречен считать года,
Безжизненный, как труп на мертвом ложе,
Для радости уснувший навсегда,
И не живешь, и умереть не можешь.
ДОН ЖУАН
О, дон Жуан, как ты наивно верил!
Ты вовсе не скучающий развратник,
Я верю, вечного блаженства двери
Тебе суровый отворил привратник.
Ты мог бы быть отцом и верным мужем,
Высоких добродетелей примером,
Чем ты, скажи, почтенных граждан хуже?
Не вечной ли в любовь наивной верой!
Когда от милой улицей Мадрида
Ты шел, лицо укрыв под бархат маски,
Тебя томила горькою обидой
Тоска по нежной материнской ласке.
Как уважал ты верность донны Анны,
С какою мукой ждал ее позора,
Но кто поймет, в какой надежде тайной
Ты на свиданье вызвал командора.
«Быть Робинзоном можно и в Париже…»
Быть Робинзоном можно и в Париже,
Не надо моря, пальм, фрегатов, скал,
Привычное, свое, придвинь поближе
И ты увидишь, как твой остров мал.
Пусть где-то близко улицы, проспекты,
Толпа и свет автомобильных фар.
От них стеною отделен навек ты,
Принявши одиночество как дар.
Твой узкий мир тебе давно не скучен,
И не пугает больше тишина.
Как попугай, бродячий пес приручен,
Как Пятница, верна тебе жена.
И если есть назад еще дорога
Вернуться ты не пожелаешь сам,
Ведь ты забыл, что где-то у порога
Есть мир иной, открытый всем ветрам.
Касабланка, март 1948.
ЭФЕМЕРИДЫ
Ворваться в ликованье лета,
Стряхнув очарованье сна.
Всю жизнь, от света и до света,
Одним глотком испить до дна;
Чтоб после, на мостках купальни,
На лодки просмоленном дне,
Заснуть в последнем содроганье
И грусти об ушедшем дне.
О дне, в котором вместе слиты
Три страшных тайны бытия.
Надгробной стражею ракиты
Замрут, дыханье затая.
И медленно над спящим прудом,
Вступая в свой ночной обход,
Холодным, запотелым блюдом