Макс Борн из Эдинбурга, автор классических трудов об атоме, казалось, наиболее подходящий кандидат для работы по созданию бомбы, не принимал в ней участия. «Лично меня никогда прямо не приглашали войти в какой-либо из коллективов, работавших над ядерным делением, диффузионным и электромагнитным разделением изотопов и т. п.,— говорит он.— Мои коллеги знали, что я был противником участия в военных разработках, характер которых казался мне ужасным. Моя жена — по своим убеждениям квакер и законченная пацифистка. Про себя не могу сказать, что я в то время был пацифистом, так как от всего сердца желал сокрушения Гитлера. Но все же я никогда не мог примириться с массированными, так называемыми «ковровыми» бомбежками городов, которые означали массовое убийство беззащитных людей, женщин и детей...» Это было, исключая бескомпромиссный пацифизм, одним аспектом того комплекса ощущений, которые делали работу над бомбой морально сомнительной. Другими являются слова молодого физика, который сначала испытывал определенное чувство недоверия, но потом подавил его. Теперь же он говорит, что «не особенно гордится своим участием в работе над бомбой». И. Винер тремя годами позднее, когда американцы значительно продвинулись вперед в изготовлении бомбы, оценивая позицию Соединенных Штатов, сказал: «Вначале я не располагал точными сведениями о том, что делалось в «Манхэттенском проекте» но пришло время когда или я, или любой другой активный ученый в Америке мог пожалеть об участии в такой работе. Даже тогда мы еще неясно представляли цели этого проекта, предполагая, что он связан с применением радиоактивных изотопов как ядовитых веществ. Мы опасались оказаться в положении людей, создающих такое оружие, которое международная мораль и благоразумие не позволят использовать... Даже когда разрабатывалась ядерная взрывчатка, нам далеко не все было ясно в отношении возможностей бомбы и моральных проблем, которые вставали в связи с ее использованием. Я был твердо убежден по крайней мере в одном, что был бы наиболее счастлив нс разделять никакой ответственности за ее изготовление и последующее применение».
Налицо было скорее инстинктивное, чем обдуманное, нежелание участвовать в создании оружия такой небывалой мощности; но наряду с этим среди беглецов из Германии преобладало понимание того, насколько опасным будет положение, если Германия станет первой страной, имеющей атомную бомбу.
Однако, несмотря на тревоги и сомнения среди определенных кругов ученых — ощущения, которым предстояло и дальше расти и распространяться, когда стало ясно, как и против кого бомба будет использована, «новобранцы» для разработок все же нашлись, и весной 1940 г. они взялись за дело серьезно.
