В конце лета 1939 г. к Пайерлсу в Бирмингаме присоединился Фриш, за год до этого сыгравший роль инициатора в формулировании теории ядерного деления. Фриш получил назначение в университет, и здесь в течение первых месяцев войны он, как и Пайерлс, выполнял различные рутинные обязанности. Некоторое время Фриш жил вместе с Пайерлсом в большом удобном доме возле университета. Оба, до того как в феврале прибыли документы о натурализации Пайерлса, были юридически враждебными иностранцами, и на них распространялись правила и ограничения военного времени.
Фриш и Пайерлс в первую военную зиму упорно думали о том, что использование ядерной энергии в каком-то оружии большой разрушительной силы технически вполне возможно. Это объяснялось несколькими причинами. Во-первых, они были физиками-практиками, проблема же использования ядерной энергии представляла собой одну из величайших задач в том мире, в котором они боролись и жили. И вполне естественно, что, чем бы ученые ни занимались, их мысли постоянно обращались к этой проблеме. Во-вторых, другими делами Фриш и Пайерлс по сравнению со своими английскими коллегами были загружены мало. В то время как многие из бирмингамского персонала занимались радарами, борьбой с магнитными минами или проблемами подводного обнаружения, Пайерлс и Фриш, как иностранцы, не допускались к таким работам, и у
них оставалось свободное время для размышлений над ядерным делением. В-третьих, Пайерлса и Фриша беспокоила мысль о той беспощадной настойчивости и энергии, которые тоталитарные державы могут вносить в любое дело для достижения своей цели — господства над миром. В-четвертых, в сознании этих двух людей таилась уверенность, что если только они смогут помочь в обеспечении Британии ядерным оружием, то будут вознаграждены этой страной, к которой они уже испытывали чувства любви и уважения.
В течение первых недель 1940 г., как уже говорилось, Пайерлс и Фриш упорно думали об использовании ядерного деления. Они делали различные предположения для разрешения того, что порой казалось тупиком. И вот однажды во время разговора возник вопрос, какой же в действительности может быть критическая масса урана-235.
В оценке последовавших событий эти ученые теперь очень скромны. «Любой компетентный физик-ядерщик,— говорит Пайерлс,— ответил бы примерно так же, как и мы, если бы его спросили: «Каковы сечение деления чистого урана-235 и его критическая масса? Какова взрывная мощность такой массы? Какие промышленные затраты необходимы для разделения изотопов и заслуживает ли всех этих затрат военная ценность деления?» Единственная наша заслуга заключается в том, что мы первые сформулировали эти вопросы. Мы принялись за работу, чтобы получить ответы на них... Нужно было сначала подсчитать ядерное сечение данного изотопа урана, а затем подставить полученные значения в формулу, опубликованную мной в «Кембриджских протоколах».
